Ледяная принцесса
Шрифт:
— Я сожалею о том, что так все вышло с Андерсом. Но, может быть, все не так плохо, ему это скорее на пользу. Я хочу сказать, что в тюрьме выпивку особо не раздобудешь.
Нелли тут же поняла, что не просто позволила себе лишнее, а перегнула палку. Вера медленно поднялась с дивана и дрожащим пальцем указала на дверь:
— Вон!
— Да нет, Верочка, ты все неправильно поняла…
— Вон из моего дома! Андерс не должен был попасть в тюрьму. А ты забирай свои вонючие окаянные деньги и проваливай в ад, ты, ведьма драная. Я-то хорошо знаю, из какой помойки ты вылезла. И хоть ты бочку духов на себя вылей, все равно от тебя дерьмом воняет.
Нелли попятилась, видя в глазах Веры неприкрытую ненависть. Вера сжала руки в кулаки и стояла выпрямившись, в упор глядя на Нелли. Казалось, все ее тело дрожит от накопившейся за долгие годы злобы. В ней не осталось и следа былого подобострастия, и Нелли в этой ситуации стало очень неуютно. Но если она сейчас ответит, то тем самым поставит себя на один уровень с Верой, окажется ей ровней. По мнению Нелли, она всего лишь назвала вещи своими именами. Как плохо люди переносят правду. Нелли заторопилась к двери.
— Проваливай отсюда и больше не показывайся.
Вера решительно выставила ее из дома, но прежде чем захлопнуть дверь, она швырнула наружу конверт. И Нелли пришлось наклониться и шарить по крыльцу, чтобы поднять его. Пятьдесят тысяч — не такая сумма, чтобы оставить ее валяться на земле. Она почувствовала себя униженной, особенно когда увидела, как раздвинулись занавески в соседнем доме и оттуда наблюдали, как Нелли копошится в грязи. Ну да ничего, Вера будет посговорчивее, когда останется без денег и Нелли не захочет нанимать ее на работу. В любом случае ее работа в доме Лоренсов определенно закончена. А больше-то Вере податься, пожалуй, и некуда. Нелли была уверена, что Вера свое получит и ей придется на коленях ползти за пособием. Никто и никогда не оскорблял ее безнаказанно.
Он чувствовал себя как водолаз. Руки и ноги отяжелели и не хотели сгибаться после ночи на нарах в камере. Голова никакая, словно ватой набитая, с бодуна. Андерс оглядел свою квартиру. Пол грязнющий — полицейские здорово натоптали своими сапогами. Но ему на это наплевать. Немного грязи в углу — не то, о чем стоит беспокоиться.
Он вытянул из холодильника шестизарядную упаковку крепкого пива и плюхнулся спиной на матрас. Андерс оперся на левый локоть, правой рукой открыл банку, жадно присосался к ней и большими глотками выпил пиво до последней капли. Он швырнул банку, она описала дугу и с металлическим грохотом приземлилась в противоположном углу комнаты. Больше всего на свете он хотел только одного — уйти отсюда. Андерс притих, лежа на матрасе и скрестив руки за головой. Его глаза неподвижно и невидяще смотрели в потолок, когда он начал погружаться в воспоминания о давно ушедших временах. Только там, в прошлом, он время от времени находил душевную радость. Но в те не столь уж частые минуты, когда он предавался воспоминаниям о лучших временах, его сердце щемило с какой-то неслыханной силой. Андерса просто поражало, как время может ощущаться сразу таким далеким и таким близким.
В его памяти всегда светило солнце. Под босыми ногами всегда теплый асфальт, и губы все время соленые от купания в море. Странно, но он никогда не мог вспомнить ничего, кроме лета. Никаких зим, никаких облачных дней, никакого дождя. Только солнце на ясном голубом небе и легкий бриз, слегка шевелящий гладь моря.
Александра в легких летних платьях, которые облепляли ее ноги. Волосы, которые она не стригла, и поэтому они ниспадали прямо по всей спине. Иногда он чувствовал ее запах настолько сильно, что он застревал в ноздрях, щекотал их и вызывал не то тоску, не то ожидание. Клубника, соленая вода, шампунь «Тимотей», иногда примешивался запах пота, но ничуть не неприятный, когда они гнали на велосипедах как сумасшедшие или наперегонки карабкались на гору, пока и руки и ноги не начинало сводить от напряжения. Потом они лежали на спине на вершине Ведде, вытянув ноги в сторону моря и скрестив руки на животе. Александра — в середине, между ними, с рассыпавшимися волосами и глазами, устремленными в небо. В редкие, особо дорогие минуты она брала их за руки, и тогда казалось, что их не трое, а они одно целое.
Они изо всех сил старались, чтобы вместе их никто никогда не видел, иначе бы магия пропала, разразилась бы реальность и нельзя было бы больше не замечать действительности, от которой они любой ценой старались держаться подальше. Эта дурацкая, тоскливая действительность не имела ничего общего с утопающим в солнечном свете миром мечты, который они могли построить, когда были вместе. Они никогда не говорили о действительности. Вместо этого они наполняли свои дни обычными забавами и простыми разговорами. Их ничто не могло поссорить по-настоящему. И они легко делали вид, что неуязвимы, непобедимы, недосягаемы. Каждый из них сам по себе был ничем, а вместе они были три мушкетера.
Взрослых они воспринимали как нечто обозначавшееся какими-то призрачными образами по краям сознания — своего рода статистами, которые крутились вокруг в каком-то своем мире, никак не трогая их. Эта массовка шевелила губами, но беззвучно, они жестикулировали, проявлялась какая-то мимика, но эти бессмысленные движения ничего не значили и не имели к ним никакого отношения.
Андерс лежал, погруженный в воспоминания, но все же ему пришлось потихонечку начать выплывать из своей полудремотной кататонии. Мать-природа постучалась в мочевой пузырь и, к его неудовольствию, вынудила его встать и решить эту проблему. Над унитазом висело пыльное и заплеванное зеркало. Встав перед ним, чтобы отлить, он посмотрел в него и в первый раз за много лет увидел себя со стороны глазами других людей. Волосы были жирные и косматые, лицо бледное, нездоровое, кожа какая-то серая, а годы общения с пьянью с непременными потасовками оставили пару брешей в его зубах, отчего он выглядел старше, чем на самом деле. Решение пришло ему в голову еще до того, как он на самом деле осознал, что собирается делать. И, неторопливо застегивая ширинку на джинсах, он додумывал свой следующий шаг. Его глаза светились решимостью, когда он вошел в кухню. Он полазил по ящикам и нашел большой кухонный нож, вытер о штанину, вернулся в комнату и начал методично снимать картины со стен. Одну за одной — результат многолетней работы. Он хранил у себя только те картины, которыми был доволен. Другие он продал, потому что в его глазах они не имели никакой ценности. А сейчас нож резал холст — картину за картиной. Он делал свое дело неторопливо, твердой рукой разрезая картины на тонкие полоски до тех пор, пока они не превращались в ворох непонятного серпантина. Резать холсты оказалось неожиданно трудно, и, когда он закончил, у него на лбу выступили капли пота. Комната выглядела как какой-то калейдоскоп. Лоскуты покрывали весь пол, а опустевшие рамы кричали, как беззубые пасти. Он удовлетворенно огляделся.
— А откуда вы знаете, что это не Андерс убил Алекс?
— Одна девчонка, которая живет на одной лестничной площадке с Андерсом, видела, как он пришел домой без каких-то семь, а Алекс говорила с мамой в четверть седьмого. Он никак за такое короткое время не успел бы туда вернуться. И это означает, что свидетельство Дагмар Петрен говорит нам только о том, что он заходил в дом, когда Александра была еще жива.
— Но отпечаток пальца и его след, который вы нашли в ванной, — с ними тогда что?
— Они никак не доказывают, что он ее убил, а только то, что он побывал в доме после ее смерти. В любом случае этого явно недостаточно, чтобы продолжать держать его в камере. Мелльберг, ясное дело, собирается его опять арестовать, потому что совершенно уверен в его причастности. Но до лучших времен вынужден его отпустить, в противном случае ему любой адвокат подаст протест. Я все время подозревал, что в деле с Андерсом что-то не так, а сейчас в этом убедился. Конечно, Андерса никоим образом не исключили из списка подозреваемых, но появился большой вопросительный знак, так что ясно, что надо расследование продолжать и искать дальше.
— А зачем мы едем в дом Александры, что ты там думаешь найти? — спросила Эрика.
— Точно не знаю, но мне надо получше разобраться и понять для себя, как все это произошло.
— Биргит сказала, что Алекс спешила закончить с ней разговор, потому что к ней кто-то пришел. А если не Андерс, то кто же тогда?
— Ну да, в том-то и вопрос.
По мнению Эрики, Патрик ехал слишком быстро, и она крепко вцепилась в ручку над дверцей. Ей показалось, что он пропустит поворот направо возле яхт-клуба, но он, не снижая скорости, повернул в самую последнюю секунду, как гонщик, едва не прихватив с собой кусок забора.