Ледяной ад (сборник)
Шрифт:
Лишь последние несколько сотен метров спуска представляли собой интерес для исследования. Шандара продирался сквозь чрезвычайно неприятный участок пути, когда Риджинг, выбравшись из опасного разлома, вдруг воскликнул:
— Шэн, взгляни-ка на звезды над северным горизонтом! Тебе не кажется, что они словно бы в легкой дымке? И небо вокруг как будто светлее.
Шандара остановился и поднял взгляд:
— Действительно. Что бы это могло быть? Даже если бы здесь; было достаточно воздуха, это не объясняло бы странной картины — газы не ведут себя подобным образом. И потом, хотя и был случай,
— Между нами и космосом определенно что-то есть.
— Согласен, но едва ли это газ. Может, пыль?
— Что бы тогда удерживало ее над поверхностью? Пыль также немыслима, как и воздух.
— Кто знает? Впрочем, дно в нескольких ярдах, так что не будем гадать.
Космонавты продолжили спуск. Дно кратера было ровным и по структуре резко отличалось от стен кратера. Неизвестной природы материя заполняла жерло, оставшееся после извержения, но у космонавтов не возникло желания затевать дискуссию о лунарном вулканизме, и, ползком преодолев последние несколько ярдов, они в молчании ступили на дно.
Что-то висело в воздухе и препятствовало обзору; горизонт исчезал во мгле, и лишь слабое мерцание указывало на положение звезд. Увидев подобную картину, любой, не колеблясь, ответил бы, что виной всему пыль. То, что предстало взору космонавтов, было похоже на обыкновенную пыль, и со всей неизбежностью было пылью. Но любой здравомыслящий человек назвал бы такую идею абсурдной. Случается, что благодаря мелкодисперсной структуре пыль месяцами висит в земной атмосфере, например, когда Кракатау выбрасывает в воздух кубомили взвешенных частиц. Но на Луне недостаточно молекул газа, способных изменить траекторию движения пыли и удержать ее от падения, не говоря уже о том, что в последнее время на Луне не фиксировалось никакой подпочвенной активности, напоминающей вулканическую. Таким образом, ничто на Луне не могло извергнуть наружу столько пыли и тем более удержать ее над поверхностью.
— Столкновение с метеоритом? — неуверенно предложил Шандара, хотя твердо знал: метеорит может поднять пыль, но не может препятствовать ее оседанию.
Риджинг не затруднил себя ответом. А его напарник не повторил своего предположения.
Прямо над головами космонавтов небо казалось таким же чистым, как и по всей Луне. Абсорбирующее вещество, какого бы происхождения оно ни было, образовывало покров в несколько футов. Однако, подумал Риджинг, оно не могло помешать разглядеть рельеф дна с края кратера, если только его плотность не нарастала к центру гигантской воронки. Необходимо было продолжать поиск — где-нибудь да удалось бы собрать несколько образцов.
Риджинг поделился своими мыслями с Шандарой, и исследователи двинулись в глубь стокилометровой равнины.
Гладкая поверхность дна была испещрена мелкими трещинами, и застывший по разломам базальт создавал под ногами путников причудливый рисунок. Трещины по своим размерам не представляли опасности, и космонавты решили не задерживаться у них, тем не менее, Риджинг мысленно отметил, что неплохо было бы взять образцы породы, если можно будет их достать.
Туман сгущался по мере продвижения исследователей в глубь равнины, и, пройдя около шести километров, космонавты уже не могли отыскать оставленный позади склон кратера. Прикрывая глаза от отраженного скалами солнечного света, они посмотрели
— Должно быть, из донных разломов сочится газ, который и поднимает всю эту пыль над поверхностью. — Воображение заменяло Шандаре познания в области геологии, кроме того, он прочитывал все более или менее серьезные работы о Луне, появлявшиеся в печати.
— Можем проверить. Если так оно и есть, то мы увидим исходящие потоки и сгущение пыли около трещин. Только бы найти что-нибудь легкое, клочок бумаги, например.
— Попробуем… Смотри, по-моему, карта вполне сгодится: пластик достаточно тонок.
Риджинг согласился и, изрядно помучившись — перчатки скафандра были отнюдь не приспособлены к такого рода занятиям — оторвал уголок от карты. Опустившись на колени, он поднес его к щели. Листок остался неподвижен и, когда Риджинг отпустил его, мгновенно упал и прилип к расщелине, так что подцепить его в негнущихся перчатках не было никакой возможности.
— Здесь ничего нет, — вставая, проговорил Риджинг.
— Может, пластик оказался слишком тяжел — пыль, очевидно, очень мелкая, — или газ выходит лишь из некоторых трещин.
— Возможно, но не будем же мы проверять их все. Лучше ж попробуем взять образец пыли, и пусть в лаборатории разбираются, что удерживает ее над поверхностью.
— Я тоже подумал об этом: если разложить карту на земле, то часть вещества непременно осядет на нее.
— Стоит попробовать. Но если часть пыли осядет, то как объяснить, что остальная пыль продолжает висеть в воздухе? За тот час, пока мы спускались, туман оставался одинаково плотным, и. готов поспорить, твои друзья астрономы фиксируют его в течение гораздо большего времени.
— Ты прав, но все равно стоит попробовать. Расстели карту, и подождем несколько минут.
Риджинг послушался и, чтобы уравнять счет, предложил:
— Почему бы тебе тем временем не установить камеру на земле и не сделать несколько длительных экспозиций звездного неба? А когда мы выберемся из тумана, ты мог бы повторить их. Таким образом, у нас были бы некоторые данные по плотности пыльного слоя.
— Хорошая мысль, — Шандара вытащил камеру из чехла, закрепил солнцезащитный фильтр, посмотрел на небо и, заслонившись ладонью от сияния ближайших холмов, стал выбирать наиболее удачный угол съемки, но, сколько он ни вертел камеру, ни один ракурс не удовлетворял его. — Похоже, туман уплотняется: свет рассеян и звезды еле видны. Я бы сказал, что еще пару минут назад видимость была лучше.
Риджинг взял камеру и, убедившись, что сумрак сгущается, заметил:
— Это тоже стоит заснять. Постоим здесь и сделаем серию съемок через равные промежутки времени. — Он опустил голову. — Действительно, видимость ухудшается с каждой минутой — я уже едва тебя вижу.
Человеческие инстинкты не меняются даже в космосе, благодаря им загадочному явлению нашлось простое объяснение. Когда человек по какой-либо причине перестает отчетливо видеть, он обычно трет глаза — если может достать до них. Если человек носит очки или шлем, он, конечно, может подавить в себе инстинктивный импульс, но, как правило, он все же последует ему и протрет линзы или видовое стекло. У Риджинга, само собой, не оказалось под рукой носового платка, и, хотя перчатка скафандра не подходила для этой цели, он неосознанно провел ею по лицевой панели шлема.