Ледяной ад (сборник)
Шрифт:
Два моих первоначальных компаньона цеплялись за мои «ноги» — вернее, за «ноги» капсулы, я хотел сказать. Им, конечно, не по силам было меня удержать. Пара почти невесомых человеческих тел не заменит несколько тонн свинца. Но все же они цеплялись за меня и вели за собой других.
Это меня поначалу не беспокоило, поскольку даже всех присутствующих не хватило бы, чтобы меня удержать, а если бы народу было столько, что они могли бы утащить меня на дно, им всем не за что было бы уцепиться. Единственное, что меня тревожило, так это соображение, что где-нибудь поблизости у них могли быть рабочие субмарины с внешними манипуляторами. Но даже от них я мог бы спастись, если они отложат свое появление еще на несколько минут. Как только я исчезну из виду, им придется охотиться на меня с сонаром,
Пловцы, которые держались за меня, вскоре должны были отцепиться. Не существует ни одной подводной дыхательной системы, которая позволила бы человеку подняться со скоростью три фута в секунду на несколько сотен футов без того, чтобы у него не начались проблемы с декомпрессией. Меня не интересовало, какой газовой смесью дышат эти оригиналы; существуют законы физики, и человеческие тела обязаны им подчиняться.
Находящиеся в отдалении пловцы поворачивали назад, и в этот момент мне пришла в голову мысль: я вижу их на фоне блекнущего освещения шахты. Также я видел, хотя и не слишком четко, сигналы, посылаемые в их сторону одним из моих попутчиков. Похоже, у него еще оставалась надежда задержать меня; может быть, поблизости действительно находилась субмарина, и он стремился продержаться рядом со мной подольше. Однако если она не появится немедленно, то он проиграет эту игру, потеряв заодно и жизнь.
Довольно близко я увидел второго пловца, кувыркающегося между капсулой и светом; мой второй пассажир, должно быть, не удержался. Когда же отвалит первый? Его фонарь еще светил, но сейчас от этого вряд ли мог быть какой-нибудь толк. Я едва различал шахту, а снизу его фонарь наверняка не был виден. Очевидно, он это понял, потому что через несколько секунд огонек погас. Я думал, что он последует за своим напарником, потому что здесь ему делать было больше нечего, но он, похоже, мыслил по-другому. По всей видимости, у него были другие идеи, и за одну из них, с его точки зрения, стоило побороться. Мне же она совсем не нравилась.
Двухслойный материал, из которого изготавливают глубоководные капсулы, металлом не является и сильно отличается от любого металла своей эластичностью, но, как и любой из них, производит звук при ударе. Я не знаю, чем мой наездник начал стучать по корпусу капсулы, но шум при этом он производил немалый. Поскольку я находился внутри, могу это засвидетельствовать. Ритмичный — один удар в секунду — стук отдавался в капсуле, бил меня по ушам и путал мои планы. Этому типу не нужен был фонарь — любая подводная лодка могла выйти на нас, находясь за многие мили отсюда, если она располагала минимумом следящего оборудования.
Никаких соображений насчет того, как остановить его, у меня не было.
Глава 5
Конечно, я мог попытаться действовать «ногами». Так я и сделал. К этому времени стало уже так темно — свет от шахты и тента превратился в едва заметное свечение, — что мой противник мог даже и не знать, что я вообще что-то делаю. Если бы он держался за одну из «ног», то я мог бы создать ему неудобства, втянув ее, а затем поставить ему синяк, выбросив ее снова, но, похоже, ничего подобного у меня не получилось. Я несколько раз проделал эту операцию с каждой «ногой», но ритм стука ничуть не изменился.
Я попробовал перемещать свой вес, чтобы заставить капсулу качаться. Это сработало, но моего пассажира не потревожило. Да и почему это должно его потревожить? Пловца мало беспокоит, в каком положении он находится в воде, а моего пассажира, пребывающего в полной тьме, это должно было волновать еще меньше. Единственным, кто здесь волновался, был я сам.
Но почему же этот парень жив, находится в сознании и к тому же так активен? Мы уже поднялись более чем на тысячу футов, и его костюм из-за разницы в давлении уже должен был раздуться, словно
Однако простой и грустный факт, совершенно не зависящий от того, что по моим представлениям должно было случиться, состоял в том, что мой противник все еще находился в полном здравии, а я не имел никакой возможности от него избавиться.
Гении из Совета, разрабатывавшие мою миссию, ничего подобного предусмотреть не могли. Я ничуть не сомневался, что вскоре должна была подойти какая-то субмарина, чтобы забрать меня, — я не мог найти никакого иного разумного объяснения тому обстоятельству, что этот тип так настойчиво вцепился в меня. Конечно, всегда можно рассмотреть и неразумные предположения — например, что он решил пожертвовать собственной жизнью ради того, чтобы убедиться, что я все-таки не добрался до поверхности, но и в этом случае что-то все-таки должно здесь появиться. Может быть, торпеда или… что-то. В идее самопожертвования я лично сомневался. Множество людей готовы жертвовать собой ради идеи, которую они считают достаточно значительной, но я никогда не встречал нарушителя закона, который бы действовал подобным образом. В особенности мне не случалось встречать готового идти на жертвы растратчика энергии. Ключевое слово в работе с этими людьми — эгоизм; в каждом выискивай Большого Босса.
Ну ладно, наплевать на психологию. Что же теперь делать? Мой дружок снаружи, может быть, стал уже живым трупом, но все еще ведет свою широковещательную передачу. И почему я не выбрал для спуска рабочую субмарину? Снимаем этот вопрос — пустая трата драгоценного времени на ненужные размышления. Как же мне заставить его слезть или, по крайней мере, прекратить стучать?
Задача плохо сформулирована. Я не могу заставить его делать что-то. Он снаружи, я внутри, и с такой разницей в давлении мы никогда не заключим друг друга в объятия. В таком случае, как мне убедить его слезть или хотя бы перестать шуметь? Пока я не начну с ним общаться, я не смогу его ни в чем убедить. Это очевидно.
Я включил свет, как внутри, так и снаружи. К счастью, это привлекло внимание моего гостя; стук на мгновение прекратился. Затем он возобновился, но стал не таким равномерным, и я мельком заметил, как он перебирается в положение, более удобное для того, чтобы заглянуть в иллюминатор. Я отстранился от иллюминатора, чтобы он мог хорошо меня видеть, и некоторое время мы смотрели друг на друга. Стук снова прекратился.
Это был тот человек, который нашел капсулу. Я не специалист по чтению мыслей, но по выражению его лица я понял, что до него только сейчас дошло, что в капсуле кто-то есть, и это открытие его и удивило, и встревожило. Он снова застучал по капсуле, но в более регулярной манере. Через несколько секунд я заметил, что он стучит каким-то кодом, которого, впрочем, я не понимал.
Жестами я попытался дать ему понять, что его стук бьет мне по ушам, но он только пожал плечами. Если его и волновала проблема моего комфорта, то в его списке приоритетов она находилась далеко не на первом месте. Он закончил свое кодированное послание и снова стал стучать с регулярными интервалами. Он не казался рассерженным — не хмурился, не грозил мне кулаками и не предпринимал иных агрессивных действий; но также он и не относился ко мне как ко вновь обретенному другу. Я ясно, без всяких искажений, видел сквозь шлем его лицо, но не замечал на нем никаких признаков реальной заинтересованности. Некоторое время я пытался заставить его отвечать на мою жестикуляцию, но он не обращал на нее внимания. Я хотел было написать ему записку, которую он мог бы прочитать сквозь стекло иллюминатора, но не знал, какими языками он владеет. Мне удалось найти несколько клочков бумаги в карманах, однако оказалось, что писать нечем, поэтому моя идея провалилась. В конце концов я плюнул и выключил весь свет. Незачем было помогать ему наводить на себя субмарину.