Ледяной ад
Шрифт:
Но как бы то ни было восьмого апреля освободилось помещение как раз над квартирою старика, находившейся на четвертом этаже старого дома по улице Бурсольд. Какие-то люди перевезли сюда скудную мебель, внеся вперед трехмесячную плату за квартиру. Они уходили и приходили в определенное время как мастеровые или служащие и рано возвращались в свое скромное жилище. Ночью с дьявольской ловкостью и смелостью они ухитрились проделать отверстие в полу, отделявшем их жилище от квартиры старого скупца. Они работали без всякого шума и выполнили эту каторжную работу за восемь ночей. Очевидно, им было хорошо известно расположение комнат в квартире старика, так как отверстие пришлось как раз над маленькой кладовой. На восьмую ночь они спустились в нее.
Должно быть, старик услыхал легкий шум, потому что встал и взял спичку, найденную потом в его руке.
Тогда воры ворвались в его комнату, схватили его, задушили и бросили на ковер, сами же кинулись к денежному сундуку. Зная наверняка, что лом им не поможет, они пробили металлическую стенку при помощи целого набора различных инструментов, а сделав одно отверстие, принялись за второе. Мало-помалу, менее чем за два часа, они проделали в двери круглое отверстие на уровне замка. Однако им не удалось сломать его; тогда один из них запустил руку и вытащил пачку в пятьдесят тысяч франков, находившуюся сверху. Удовольствовались ли они такой добычей или услыхали какой-то подозрительный шум вблизи, неизвестно. Ясно одно: они не смогли или не успели проделать отверстие с другой стороны денежного сундука.
Поднявшись в свою квартиру, они переменили одежду и покинули помещение в три часа утра.
Служанка ничего не слыхала. В шесть часов она постучалась к хозяину, дверь комнаты которого была по обыкновению наглухо закрыта. В восемь часов она опять подошла к двери, испугалась, спустилась к привратнику и попросила его привести полицейского.
Убийство было обнаружено, а вместе с тем и кража. Не знали, кого подозревать. Только Тоби догадывался об истине. Он мог добыть от французских агентов некоторые разъяснения, видел улики и сказал Редону:
– Это – английская работа! Ваши французские бандиты не имеют таких совершенных инструментов.
– Очень возможно, Тоби,– с важностью отвечал журналист,– впрочем, у меня нет национального самолюбия!
Английский агент при помощи своего товарища начал розыски, но они ни к чему не привели.
Пришлось сделать заключение, что убийцы покинули Францию, увезя с собою и пятьдесят тысяч франков, предмет их преступных вожделений. Кроме того, агент заявил журналисту и его друзьям:
– Я уверен, что вас сбили с толку деятели «Красной звезды». Думаю даже, что эти два злодея уехали, как и предупреждали, в Клондайк – ловить в мутной воде миллионы. В их руках был основной капитал, необходимый для начала предприятия – пятьдесят тысяч франков, добытых преступлением!
– Но тогда их было бы легко арестовать в Гавре или Ливерпуле, на пути в Америку?..
– Они слишком хитры, чтобы сесть на французский или английский пакетбот. Я думаю, они уже достигли границы, бельгийской или германской, и продолжают путь в Антверпен или Бремен. Ах, если б я мог быть одновременно в двух-трех местах!
– Ну, поезжайте сами в Бремен, а своего товарища отправьте в Антверпен.
– Я не смел просить вас об этом! – сказал агент, глаза которого заблестели.– Ведь мне приказано оберегать вас.
– Благодарю, мой Тоби, я теперь сам себя могу охранить и защитить. Не бойтесь ничего и посылайте каждый день известия!
Когда оба агента уехали, Редон вернулся в Версаль и подоспел как раз к освобождению Леона Фортена. Несчастный пленник, которого содержали до тех пор в большой строгости, очутился на свободе, ничего не понимая, как и в день своего ареста.
Его выпустили из заключения, как и арестовали, без всяких разъяснений. Он сначала не узнал своего верного друга Редона, с его бородой, бледностью и остатком лихорадочного блеска в глазах.
По дороге в Мезон-Лафит Редон рассказал вкратце своему другу все, что произошло, скромно приписав себе только незначительную долю хлопот по его освобождению.
Когда они пришли домой, Леон открыл дверь, влетел в комнату вихрем и, увидев мать, протянул к ней руки, говоря сквозь слезы:
– Мама!.. Бедная моя мама!
Старушка обняла его, едва сумев проронить слабым голосом:
– Мальчик мой, дорогой… наконец-то… мы не жили… разлученные с тобою… несчастный… обвиненный в таком преступлении!.. О, эти судьи!.. Тебя, саму доброту, честность… тебя подозревать!..
Он вырвался из объятий матери и кинулся на грудь к отцу, бледному, почти бездыханному, не произнесшему ни слова, а только плакавшему как ребенок.
Только после этого Леон и его друг заметили двух молодых людей, поднявшихся им навстречу. Это были прекрасная девушка в глубоком трауре, растроганная и не пытавшаяся сдерживать слез, и ее брат.
В то время, как Поль Редон пожимал руки стариков, знавших, какое участие он принимал в освобождении их сына и не находивших нужных слов, чтобы отблагодарить, Леон с восхищением вскричал:
– Мадемуазель Грандье! Вы здесь! О, да благословит вас Бог за это!
– Милостивый государь,– сказала та с достоинством,– роковая судьба соединила ваши страдания с нашими. У этих страданий – один источник и потому мы с братом жаждали первыми, после ваших родителей, засвидетельствовать вам свое уважение!
Растроганный, забывший все пытки заключения, все оскорбления толпы, Леон горячо пожал протянутые руки молодой девушки и ее брата.
– А что у вас нового, мадам Фортен? – спросил Редон.
– Плохие новости, на нас все показывают пальцем, так что на улицу нельзя выйти. Потом бедный наш Леон потерял свою должность в Сорбонне. Вот письмо, извещающее об этом!
– Ах,– с горечью сказал Леон,– даже судебная ошибка не проходит даром! Теперь я без должности, имею массу врагов. Что делать, Боже мой, что делать?
– Покинуть отечество,– посоветовал Редон,– устроиться за границей и отплатить презрением за презрение!
– Но я беден, а мои родители тоже не имеют средств!
– Это очень легко устроить! – возразил журналист.– Ну-с, папа Фортен, сколько вам нужно в год, чтобы прожить прилично?