Ледяной ад

Буссенар Луи Анри

Это была невиданная дерзость, и французы едва сдержались.

Судьи не оказалось дома, как и начальника полиции. Тогда, вследствие обвинения Леона и Редона и под их ответственность, арест, впрочем, узаконенный указом Тоби, был предпринят.

Банкометы были посажены в тюрьму.

Через сутки, как предписывает английский закон, состоялся первоначальный допрос в присутствии двух адвокатов со стороны подсудимых: как и везде, в Доусон-Сити появились адвокаты, ищущие золота и кляузных дел. Тоби No 2 и оба француза присутствовали в качестве обвинителей.

Пленники назвали себя: один – Ребеном Смитом, другой – Жое Нортоном.

– Это ложь! – вскричал Тоби.– Высокого зовут Боб Вильсон, а низенького – Френсис Бернетт! Они хорошо известны лондонской полиции, как доказывают приметы, имеющиеся в Скотланд-Ярде, и следующие листки, добытые инспектором Мельвилем. Вот, впрочем, господин судья, дело, снабженное печатями и подписями.

Судья взял бумаги, быстро пробежал их, обратив внимание особенно на приметы, и велел обвиняемый приблизиться; затем, сравнив приметы с подлинником, сказал:

– Невозможно сомневаться… Впрочем, я громко прочту вам эти документы, чтобы все: адвокаты, свидетели и обвиняемые – могли удостовериться в тождестве!

Когда он кончил, сами адвокаты не могли удержаться от выразительного взгляда: невозможно было отрицать тождество двух банкометов с убийцами.

– Что вы имеете сказать? – спросил судья обвиняемых.

– Прежде всего, в чем нас обвиняют? – нахально спросил Ребен Смит, или Боб Вильсон, до сих пор молчавший.

– Потрудитесь сформулировать свои обвинения! – обратился судья к трем друзьям.

– Я обвиняю этих людей в том, что они украли у нас из палатки около двухсот фунтов золота, усыпив нас при помощи хлороформа! – сказал Леон Фортен.

– А я,– подхватил Тоби,– обвиняю их в том, что в деревне Фурш они завлекли в ловушку двух конных полисменов, убили их и сожгли вместе с домом, где совершили преступление, трупы своих жертв.

– Есть у вас доказательства? – спросил судья.

– В свое время я представлю их!

– Хорошо! Это все?

Между тем обвиняемые только улыбались, тихо переговариваясь с адвокатами, глядевшими на них с изумлением. Наконец Редон заговорил:

– Я в свою очередь обвиняю их в попытке умертвить меня около шести месяцев тому назад в Париже… в подлом убийстве ночью старика в Мезон-Лафите, в преступлениях, при разборе которых предписано было британскими властями выдать преступников французскому суду…

– А я,– опять возвысил голос Леон Фортен,– обвиняю их в дьявольских махинациях, доведших до самоубийства француза Грандье… обвиняю в том, что они выдали меня за виновника их преступлений и засадили в тюрьму!..

– Подтверждаю, что это истина! – прервал Тоби.– Я был тогда во Франции по приказанию своего начальника, инспектора Мельвиля, давшего мне поручение. Потеряв и вновь найдя след этих людей, слишком поздно к несчастью, я отплыл вместе с ними пятого мая из Бремена в Нью-Йорк на «Императоре Вильгельме». До сих пор я выслеживал их шаг за шагом…

– Но,– спросил судья,– почему же вы не арестовали их раньше?

– Потому, что английские власти не позволяют этого в случае, если преступления совершены во Франции. Кроме того, я не получал еще приказа об аресте, затребованного по телеграфу. Наконец, я не мог вмешаться, так как они еще не совершили преступления на канадской территории. Все эти условия, делая арест законным, существуют только несколько дней.

– Это верно! – отвечал судья и прибавил, обращаясь к подсудимым: – Что вы имеете сказать?

– Многое, господин судья! – отвечал Жое Нортон, или Френсис Бернетт.– Прежде всего, несмотря на сходство примет, вы в заблуждении; я это сейчас докажу. Полицейский агент, обвиняющий нас, утверждает, что мы пятого мая сели в Бремене на немецкий корабль. Вот паспорт и расписание, доказывающие, что мы сели седьмого мая в Ливерпуле, на «Луканию», судно общества Кунарда. Агент был, вероятно, жертвою сходства или мистификации, так как, с другой стороны, легко доказать, что мы были в Ливерпуле между пятым и седьмым мая. Это могут под присягою подтвердить капитан, счетный агент и пассажиры «Лукании». Далее, наши обвинители утверждают, что мы убили в Фурше двух полицейских и украли на участке двести фунтов золота. Я прошу их сказать, в какой день и час совершены были оба преступления. Это можно?

– Конечно! – сказал судья,– Господа, вы слышали вопрос обвиняемого, потрудитесь отвечать!

– Убийство полисменов было совершено второго июля между четырьмя и шестью часами вечера! – сказал твердым голосом Тоби.

– Вы хорошо знаете день и час?

– Наверное!

– Что касается кражи,– сказал в свою очередь журналист, – то она была совершена четвертого июля, между одиннадцатью часами и полночью.

– Хорошо! – проговорил Жое Нортон.– Теперь мы уличим вас в клевете, злоупотреблении силою и ложном свидетельстве.

– Посмотрим!

– Господин судья, прикажите, пожалуйста, привести всех свидетелей, обыкновенно посещающих наш дом. Мы, мой товарищ и я, представим вам лист с тридцатью подписями… можете получить и еще столько же, если пожелаете!

– Значит, вы не признаете себя виновными?..

– О, мы невинны, как новорожденные младенцы!

Судья приказал отвести их в тюрьму, пока не будут допрошены свидетели, назначил полдень для аудиенции и прибавил, обращаясь к троим друзьям:

– Что касается вас, господа истцы, то потрудитесь пожаловать в этот же час!

Леон, Поль и Тоби удалились, заинтересованные и даже обеспокоенные такою уверенностью бандитов, дьявольская ловкость которых была им известна. Сыщик, наскоро оценив положение, прибавил:

– Надо ожидать всего, даже невозможного, особенно – невозможного и неправдоподобного!

И он не ошибся. На другой день тридцать наиболее почтенных граждан Доусон-Сити явились в суд. Эти граждане, честные заслуженно уважаемые, шумно болтали, курили, усердно жевали табак, спрашивая себя, зачем этот вызов. Здесь были представители всех стран, особенно канадцы и янки, и несколько правительственных чиновников. К ним присоединились еще другие, так что к началу заседания суда свидетелей было не меньше сорока.