Ледяной дворец
Шрифт:
– Подскажу, - мягко пообещал он, - а ты за это скажи, что тебе у нас хорошо.
– Мне ужасно хорошо, - шепнула она, незаметно оказавшись в его объятиях, как она умела это делать.
– С тобою мне везде хорошо, Гарри.
И тогда же, пожалуй, впервые за всю жизнь, она почувствовала, что сказала чужие слова.
Ужин проходил при свечах, и, хотя Гарри сидел рядом, ей было неуютно среди мужчин, не закрывавших рта, и разодетых надменных дам.
– Симпатичные люди, правда?
– спросил он.
– Как на подбор. Вон Спад Хаббард,
– А он кто?
– в душевной простоте спросила Салли Кэррол.
– Не знаешь?
– Имя знакомое.
– Король пшеницы всего Северо-Запада, крупнейший финансист.
Внезапно обрел голос сосед справа.
– Мне кажется, нас забыли познакомить. Роджер Пэттон.
– Салли Кэррол Хэппер, - любезно отозвалась она.
– Это я уже понял. Гарри говорил, что вы приезжаете.
– Вы родственник?
– Нет, я профессор.
– Ой, - рассмеялась она.
– Да, из университета. А вы, значит, с Юга?
– Из Тарлтона, штат Джорджия.
Он ей сразу понравился, у него были ржавого цвета усы и блекло-голубые глаза, которые смотрели на нее с таким не подходящим для этого сборища лестным вниманием. За ужином они поболтали, и она настроилась видаться с ним и впредь.
После кофе ей представили множество симпатичных молодых людей, которые церемонно танцевали с нею и полагали естественным, что ни о чем, кроме Гарри, ей говорить не интересно.
"Господи боже, - думала она, - они ведут себя так, словно после помолвки я стала старше их и, чего доброго, могу наябедничать их мамочкам".
На Юге не только помолвленная девушка, но даже молодая замужняя женщина могла рассчитывать на такое же обращение, как семнадцатилетняя девочка на своем первом бале, - те же комплименты, те же галантные шуточки, а здесь о такой вольности и думать не смей. Один юноша начал очень неплохо, отметив глаза Салли Кэррол, якобы, с первой минуты поразившие его воображение, но как же он перепугался, узнав, что она гостья Беллами и невеста Гарри! Он повел себя так, словно допустил чудовищную бестактность, стал совершенный сухарь и стушевался при первой возможности.
Тут очень кстати подвернулся Роджер Пэттон и предложил немного передохнуть.
– Итак?
– весело сощурившись, поинтересовался он.
– Как себя чувствует южная Кармен?
– Превосходно. А что скажет... Грозный Дэн Макгрю? К сожалению, это единственный северянин, которого я с грехом пополам знаю.
Ответ пришелся ему по вкусу.
– Я - преподаватель литературы, - покаялся он, - и "Грозный Дэн Макгрю" не входит в мое обязательное чтение.
– Вы здешний?
– Нет, я из Филадельфии. Меня выписали сюда из Гарварда, преподавать французский. Впрочем, я здесь уже десять лет.
– На девять лет и триста шестьдесят четыре дня больше, чем я.
– Нравится вам здесь?
– Да-а... Конечно!
– В самом деле?
– А что в этом странного? Разве похоже, что я скучаю?
– Я видел, как минуту назад вы выглянули в окно и передернули плечами.
– Я фантазерка, - рассмеялась Салли Кэррол.
– Дома на улице так тихо, а здесь за окном метель и в голову лезут всякие выходцы с того света.
Он понимающе кивнул.
– Раньше бывали на Севере?
– Два лета ездила в Северную Каролину, в Ашвилл.
– Симпатичное общество, правда?
– он переключил ее внимание на ходуном ходившую комнату.
Салли Кэррол вздрогнула. То же самое говорил Гарри.
– Очень приятное! Они собаки.
– Что?!
Она густо покраснела.
– Извините. Я не имела в виду ничего плохого. У меня такая привычка, у меня все люди собаки или кошки, все равно - мужчины, женщины.
– Кто же вы?
– Я кошка. И вы. На Юге почти все мужчины кошки, и ваши дедушки на этом вечере - тоже.
– А Гарри кто?
– Гарри, конечно, собака. Все мужчины, которых я встретила сегодня, более или менее собаки.
– А какой смысл за этим стоит? Собака - это что, своего рода истовая мужественность в отличие от мягкости?
– Вроде того. Я никогда не задумывалась над этим мне достаточно увидеть человека, чтобы понять, собака он или кошка. Наверное, это все чепуха.
– Не скажите. Это интересно. У меня ведь относительно этих людей тоже была своя теория. Я полагаю, они обречены на замерзание.
– Это как?
– В них все яснее проступает что-то скандинавское, ибсеновское. Они потихоньку погружаются в мрак, в уныние. Ведь у нас такие долгие зимы. Вы читали Ибсена?
Она отрицательно покачала головой.
– Так вот, в его героях вы всегда обнаружите какую-то гнетущую скованность. Это ограниченные и унылые праведники, для которых наглухо заперт мир безмерной печали и радости.
– Они не плачут, не смеются?
– Никогда. Вот такая у меня теория. В этих краях живет не одна тысяча шведов. Я полагаю, их привлекает сюда климат, для них он почти свой, и постепенно они смешиваются с местным населением. Сегодня их здесь всего несколько человек, но худо-бедно четыре наших губернатора были шведы. Я надоел вам?
– Нет, страшно интересно.
– Ваша будущая невестка наполовину шведка. Лично к ней я отношусь неплохо, но я убежден, что в целом скандинавы влияют на нас не лучшим образом. Не случайно они держат первое место в мире по числу самоубийств.
– Зачем же вы живете в таком кошмаре?
– А он мне не опасен. Я живу затворником, и вообще книги занимают меня больше, чем люди.
– Интересно, что все писатели именно Юг видят в трагическом ореоле. Испанки, жгучие брюнетки, кинжалы, тревожная музыка и прочее.