Ледяной город
Шрифт:
Даже создание виртуального мира во всех подробностях заняло лишь шесть недель. Для этого Аддисон наняла специальную команду разработчиков — «Миллион алых коз». На острове и в книге разворачивался один и тот же детективный сюжет, только в романе — связное повествование, а на острове — нет.
Труднее всего пришлось с Максвеллом Лейном.
Где же он?
— А где, как ты думаешь? — спросила Аддисон.
Рима пошла в «Ледяной город». В баре сидел седовласый, темноглазый старик, который повернулся и показал на табурет рядом с собой. Он был весьма представителен, но не
— Он ПИ, — сказала Аддисон. — Персонифицированный интерфейс. Способен поддерживать разговор. Соединен с базой данных, которая все время пополняется. В него загрузили тексты всех романов. Он знает их лучше меня.
Аддисон с помощью Веда Ямагаты, своего компьютерного гуру, напряженно работала над этим Максвеллом последние два года. Технология была еще сырой, но Вед делал все, что мог. В программу постоянно вносились изменения. Когда позволит техника, Максвелл Лейн сумеет ходить по виртуальному миру и беседовать с гостями. А пока он будет чем-то вроде «Википедии» — совместным с пользователями проектом. Чего-то он не станет делать или говорить ни в коем случае. Но каждый при желании может заглянуть в «Ледяной город» и побеседовать с ним, и после разговора ПИ сделается еще лучше, еще изощреннее.
Немногие — очень немногие (Рима была поражена и польщена тем, что оказалась в их числе) — смогут, войдя под паролем, обучать Максвелла. И в один прекрасный день он окажется таким же реальным, как книжный персонаж.
Риме достался пароль «Большая игра». Она ввела его, и в углу появилась кнопка «Предложить изменение».
Зазвонил телефон, Аддисон вышла из комнаты. Римин аватар сел на табурет рядом с Максвеллом.
— Я думала, вы моложе, — сказала она (то есть набрала на клавиатуре).
— Серьезно? — отозвался Максвелл.
Выражение лица его менялось, когда он отвечал, но не когда слушал других.
Рима нажала на кнопку «Предложить изменение». Открылось текстовое поле. Рима ввела в него: «Возвращайся через несколько лет — может быть, я стану моложе».
— Могу я предложить вам выпить? — задал вопрос Максвелл.
— Спасибо.
На дальнем конце стойки появился бармен, налил ей чего-то пенистого и медленно удалился.
Рима огляделась кругом. Стойка из темного полированного дерева по краям была обита медью. На стене висел один из Дон-Кихотов Пикассо. Рима снова повернулась к Максвеллу.
— Вы часто заходите сюда?
— Я всегда здесь. Расскажите о себе. Как вас зовут?
— Я крестница Аддисон. Зовите меня Ирмой.
— Про Аддисон я не говорю.
— Тогда о политике? — предложила Рима, и Максвелл сказал, что может назвать всех конгрессменов, которые покусились на свободу граждан, но Рима возразила, что она их и так знает.
Вместо этого она отстукала длинное послание — про Оливера, про свою маму и ее страсть к фотографированию вокзалов, про отца, про то, как они с Аддисон однажды были близки («Про Аддисон я не говорю», — вставил Максвелл), и про Констанс, писавшую Максвеллу письма: Рима пообещала как-нибудь прочесть их ему. В одном из писем, сказала она, говорилось о человеке, повесившемся — или повешенном — в Холи-Сити.
—
Рима рассказала ему про Памелу Прайс, попытавшись объяснить, что это не Памела Прайс из «Ледяного города», а другая, с которой он обязательно встретится, причем скоро, хотя неизвестно, что за ник она выберет — КонстантКоммент, Ураган Джейн, Лиллойс или какой-то еще.
Открылась входная дверь. День клонился к вечеру. Вошел клоун в розовом с розовым зонтиком и сел на дальнем конце стойки. Максвелл никак не отреагировал, и Рима вслед за ним тоже.
— Расскажи мне еще про повешенного, Ирма, — попросил Максвелл.
Она выдала то немногое, что ей было известно. Максвелл сказал, что это похоже на эпизод из «Ледяного города». С тем делом он справился легко.
Констанс сказала Биму, что Боган — поджигатель, тот сказал Райкеру, а Райкер велел убить Богана. За поджоги — если они не совершались по указанию Райкера, но скорее всего — потому, что поджоги совершались по указанию Райкера и об этом стало известно. Бим не хотел смерти Богана, объяснил Максвелл, и потом винил себя.
Рима принялась растолковывать Максвеллу, что он спутал реального Бима с вымышленным, но затем остановилась и стерла набранное. А что, если?..
Что, если Констанс сообщила Биму про Богана, а тот сообщил Райкеру? Бим охотился в Холи-Сити за вкусным сюжетом. Репортеры издавна сами творили для себя новости. Бим был бы не первым, ошибочно посчитавшим, что если Райкер смешон, значит, он неопасен.
Тогда понятно, почему Констанс настаивала на невиновности Бима. Невиновен он — невиновна и она.
Итак, Аддисон почерпнула из писем Констанс достаточно много для того, чтобы описать в романе события именно так, как они в действительности и происходили, — даже не подозревая об этом! А Римин отец усмотрел в этом враждебный, предательский поступок.
Что, если причиной разрыва послужило не третье убийство, а первое? Надо было с самого начала полагаться на мнение Максвелла. В конце концов, он профессионал.
— Вы еще здесь? — спросил Максвелл.
— Да.
И Рима поведала ему, что было два Бима Лэнсилла, один из них — хороший муж, хороший отец, вообще хороший человек. Не надо смешивать Холи-Сити с «Ледяным городом». Ее отец провел б ольшую часть своей жизни в самых адских местах. И если он невольно послужил причиной гибели Богана, то так и не оправился от этого до конца своей жизни.
«Ты хочешь, чтобы тебя потом вспоминали такой, какой ты была? Или чтобы о тебе думали лучше?» — однажды задал вопрос отец. Рима сделала выбор, который устроил бы его. Она изобразила мудрого, мужественного, самоотверженного человека, каким Бим Лэнсилл представал в своих колонках, — так, словно это была вся правда. Затем нажала на кнопку «Предложить изменение».
— Вижу, что Бим Лэнсилл, который был вашим отцом, не мог никого убить, — напечатала она и заставила Максвелла произнести это, а потом спросила: — Вы знаете, что я немного влюблена в вас?