Ледяной Сфинкс
Шрифт:
Прошли сутки. Шхуна все так же плыла в трех-четырех милях от припая. Подойди мы к нему ближе — и путь в открытое море был бы нам заказан. Однако Лен Гай словно и не опасался этого — он боялся только проглядеть заслоненный льдами пролив.
— Если бы у меня был второй корабль, — говорил он, — я бы рискнул приблизиться к припаю. Вот в чем преимущество участия в подобном путешествии не одного, а двух судов! Увы, «Халбрейн» у нас одна. Не хватает только лишиться ее!..
Однако и в таком отдалении мы не были в полной безопасности. Часто шхуна резко останавливалась и меняла направление в тот самый момент, когда бушприт уже упирался в очередную ледяную преграду. Промучившись так
На наше счастье, ветер все так же дул с востока, что позволяло нам держать паруса ненатянутыми, но не убирать их совсем. Не знаю, какая судьба ждала бы шхуну, разразись над ней ураган, вернее, знаю отлично: с ней было бы покончено раз и навсегда. Нам некуда было бы скрыться, нас мгновенно выбросило бы к подножию ледяного хребта…
Наконец капитану пришлось отказаться от поисков прохода в ледяной стене. У нас оставалась надежда достичь ее юго-восточной оконечности. Устремившись в этом направлении, мы остались бы на прежней широте.
Оговорюсь уже в который раз, что никогда еще плавание в антарктических водах не происходило в настолько благоприятных условиях: раннее наступление лета, неизменный ветер с севера, средняя температура девять с половиной градусов тепла. Нам очень помогал полярный день: круглые сутки нас заливали солнечные лучи. По склонам айсбергов сбегали ручьи, сливаясь в широкие потоки, водопадами рушившиеся и океан. Льдины кувыркались, ибо их центр тяжести постоянно перемещался. Наконец 19 декабря между двумя и тремя часами дня с реи фок-мачты раздался крик.
— Что там? — спросил Джэм Уэст.
— Разрыв в припае на юго-востоке…
— А дальше?
— Дальше ничего не видно.
Старший помощник взлетел вверх по вантам и в считанные секунды оказался у места крепления стеньги.
Вся палуба затаила дыхание. Вдруг наблюдатель ошибся, вдруг эго обман зрения?..
Спустя десять минут, показавшихся вечностью, донесся ясный, возбужденный голос Джэма Уэста:
— Свободное море!
Ответом ему было громовое «ура».
Шхуна легла курсом на юго-восток, идя бейдевинд, насколько хватало парусов. Спустя два часа мы обогнули край пакового льда, и нашему взору предстало мерцающее море, полностью свободное ото льда.
Глава XIV. ГОЛОС ВО СНЕ
Полностью свободное?.. Нет, сказать так значило бы несколько преувеличить: вдали маячило несколько айсбергов, к востоку тянулись дрейфующие льды. Однако здесь лед уже вскрылся и море очистилось, и ничто не мешало кораблю устремиться вперед на всех парусах.
Не вызывало ни малейшего сомнения, что, пройдя именно здесь, через этот широкий пролив, разделяющий надвое антарктический континент, корабли Уэдделла устремились к семьдесят четвертой параллели; «Джейн» же ушла оттуда к югу еще на шестьсот миль.
— На помощь нам явился сам Господь, — молвил, обращаясь ко мне, Лен Гай. — Да поможет Он нам достичь цели!
— Уже через восемь дней, — отвечал я, — наша шхуна может подойти к острову Тсалал.
— Да — при условии, что нас будет и дальше нести к нему восточный ветер. Не забывайте, что, следуя к восточной оконечности припая, «Халбрейн» отклонилась от первоначального курса и теперь ей придется возвращаться на запад.
— Ветер попутный, капитан…
— И мы воспользуемся им, ибо в мои намерения входит направиться к острову Беннета. Именно там сперва высадился мой брат. Как только мы заметим этот островок, можно будет успокоиться: мы на верном пути.
— Кто знает, не найдем ли мы на нем новых следов…
— Может статься, что найдем, мистер Джорлинг. Сегодня же, определив наше положение, мы возьмем курс на остров Беннета.
Я решил вновь обратиться к книге Эдгара По, то есть подлинному повествованию Артура Гордона Пима. Прочитав это ценнейшее свидетельство с подобающим вниманием, я пришел к следующему заключению.
Не могло быть сомнений в том, что «Джейн» действительно открыла остров Тсалал и пристала к его берегу, как и в том, что к моменту, когда Паттерсона унесла льдина, на острове оставались в живых шестеро переживших катастрофу. С этим спорить не приходилось. Но не было ли все остальное плодом пылкого воображения рассказчика — воображения, не считающегося с требованиями достоверности и реальности?.. Верить ли в реальность странных фактов, которым он якобы был свидетелем? Существовали ли на самом деле небывалые люди и животные? Верно ли, что почва острова состояла из неведомых пород, а воды не походили ни на что на свете? Существуют ли на самом деле пропасти, напоминающие очертаниями иероглифы [89] , нарисованные рукой Артура Пима? Можно ли поверить в то, что белый цвет производил на островитян действие, подобное удару грома?.. Почему бы и нет, собственно, — ведь белый цвет, одеяние зимы, предвещает приближение сезона ненастья, когда они будут заперты в ледяной клетке? А как отнестись к необычайным явлениям, которые наблюдал Артур Пим, отплыв с острова, — серым парам, заволакивающим горизонт, непроницаемой тьме, свечению океанских глубин, не говоря уже о воздушном водопаде и белом гиганте, возвышающемся у самого полюса?..
89
Иероглифы — знаки, обозначающие целые понятия и слова или отдельные слоги и звуки речи
Ко всему этому я отнесся довольно сдержанно, предпочитая повременить с выводами. Что касается Лена Гая, то он не обращал внимания на то, что не имело прямого отношения к несчастным, страдающим на острове Тсалал, спасение которых занимало все его мысли.
Имея перед глазами повествование Артура Пима, я обещал себе, что буду подвергать проверке каждое его слово, отделяя правду от вымысла, реальное от воображаемого… Я почему-то был уверен, что мы не встретим и следа этих странностей, которые, по моему разумению, были навеяны тем самым «Ангелом неведомого», о котором мы читаем в одном из ярчайших стихотворений американского поэта…
Девятнадцатого декабря наша шхуна находилась уже на полтора градуса южнее, чем «Джейн» в начале января, на восемнадцать дней позже. Перед капитаном Леном Гаем, как раньше перед капитаном Уильямом Гаем, расстилалось свободное море, а за его спиной, как и за спиной его предшественника, вставала стена припая, протянувшаяся на запад и на восток.
Джэм Уэст поспешил узнать направление течения в этом проливе. Выполняя его команду, боцман забросил на глубину двухсот саженей лог с тяжелым грузилом и объявил, что течение направлено к югу и, следовательно, делает наше плавание более легким и стремительным.
В десять часов утра и в полдень были со всей тщательностью сняты показания приборов, ибо небо отличалось в это утро редкой прозрачностью. Выяснилось, что мы находимся на 74°45' южной широты и 39°15' западной долготы. Последнее обстоятельство ничуть нас не удивило, ибо крюк, который нам пришлось сделать, огибая припай, означал смещение «Халбрейн» к востоку на четыре градуса. Установив это с должной точностью, капитан велел держать курс на юго-запад, чтобы вернуться к сорок четвертому меридиану, не прекращая в то же время продвижения к югу.