Ледяной Сфинкс
Шрифт:
— Ничего, капитан, как и в предположении, что неподалеку лежит земля… О, что за несчастье этот проклятый туман! В море ничего не видно и на четверть мили…
— Более того, он мешает спуститься к воде, — подхватил капитан, — чтобы посмотреть, не появились ли водоросли, ведь водоросли всегда свидетельствуют о близости земли… Вы правы, несчастье, да и только!
— Почему бы не попытаться, капитан?
— Нет, мистер Джорлинг, риск слишком велик. Я никому не позволю покинуть лагерь! В конце концов, если земля близко, наш айсберг пристанет к ней…
— А если нет? — возразил я.
— Если нет, то нам не удастся
Я тут же вспомнил про шлюпку: когда же капитан решится использовать ее? Однако Лен Гай предпочитал ждать. Пожалуй, в нашем положении это было самым мудрым решением…
Наше злополучное путешествие и без того имело на счету немало жертв.
За вечер туман еще сгустился. На площадке, где стояли палатки, нельзя было ничего разглядеть и в пяти шагах. Приходилось ощупывать соседа, чтобы удостовериться, что ты не один. Говорить было трудно: голос вяз в тумане так же, как и взгляд. Зажженный фонарь напоминал скорее желтое пятно, не дающее никакого света. Крик достигал уха соседа сильно приглушенным, и только пингвинам хватало глоток, чтобы слышать друг друга.
Окутавший нас туман нисколько не походил на иней или изморозь. Изморозь образуется при более высокой температуре и не поднимается выше сотни футов, если ей не способствует сильный ветер. Туман же забирался гораздо выше; я решил, что мы избавимся от него лишь после того, как он поднимется на высоту добрых пятидесяти саженей над айсбергом.
Примерно к восьми часам вечера влажный туман стал настолько плотным, что при движении чувствовалось его сопротивление. Казалось, состав воздуха изменяется и он вот-вот перейдет в жидкое состояние. Помимо своей воли я вспомнил о странностях острова Тсалал, о необыкновенной воде, частицы которой подчинялись неведомым законам…
Приходилось гадать, не повлиял ли туман на магнитную стрелку. Впрочем, метеорологи изучали подобные явления и пришли к заключению, что магнитная стрелка не подвержена влиянию туманов.
После прохождения Южного полюса мы утратили доверие к показаниям компаса, ибо на него наверняка воздействовало приближение магнитного полюса. Итак, у нас не было ничего, чтобы определить направление нашего движения.
К девяти вечера сгустилась кромешная мгла, хотя солнце и не думало уходить за горизонт. Лен Гай, желая удостовериться, что все в лагере и соблюдают осторожность, устроил перекличку. Матросы откликались на свое имя и занимали места в палатках. Наступил черед выкликать имя метиса. Боцман звонко повторил его несколько раз, однако метис — единственный из экипажа — все не откликался. Харлигерли подождал несколько минут. Дирк Петерс не появлялся. Он мог остаться рядом со шлюпкой, хотя от этого не было никакого проку — никто не отважился бы украсть лодку в таком тумане.
— Кто-нибудь видел Дирка Петерса сегодня днем? — спросил Лен Гай.
— Никто, — отвечал боцман.
— Даже во время обеда?
— Даже тогда, капитан. А ведь у него уже кончилась провизия.
— Неужели с ним случилось несчастье?
— Не беспокойтесь! — успокоил его боцман. — Дирк Петерс чувствует себя здесь как дома, и туманы смущают его, должно быть, не больше, чем полярного медведя! Однажды он уже вышел сухим из воды, выйдет и на сей раз!
Я не стал спорить с Харлигерли, хотя отлично знал, почему метис предпочитает одиночество. Впрочем, раз он упорствовал и не отвечал на зов, то нам предстояло пребывать в неизвестности относительно его участи, ибо отправиться на поиски было невозможно.
Уверен, что в ту ночь ни один человек, даже Эндикотт, не сомкнул глаз. Мы задыхались в палатках, испытывая нехватку кислорода. Кроме того, каждый находился во власти неотвязного предчувствия, будто положение наше вот-вот изменится — к лучшему или к худшему, и большинство склонялось, естественно, ко второму.
Ночь, однако, прошла спокойно, и в шесть утра мы выползли из палаток, чтобы вдохнуть свежего воздуху. Картина оставалась прежней, нас окружал туман невиданной плотности. Мы обнаружили, что барометр поднялся, но слишком быстро, чтобы новым показаниям можно было доверять. Ртутный столбик показывал 767 миллиметров — больше, чем когда-либо, с тех пор как «Халбрейн» пересекла Полярный круг. Ветер крепчал — с тех пор, как мы прошли полюс, его надлежало величать «южным» — и вскоре превратился в ветер «в два рифа», как говорят моряки. Благодаря начавшемуся движению воздуха всевозможные шумы доносились до нашего слуха куда яснее.
К девяти часам утра айсберг вдруг расстался с туманной оболочкой, и мы стали свидетелями перемены столь внезапной, словно она совершилась поворотом волшебного колечка!
Небо в одно мгновение очистилось до самого горизонта, и нашему взору снова предстало море, освещенное косыми лучами солнца, едва поднявшегося на небосклон. Украшенный оборкой из белой пены, наш айсберг в компании еще нескольких ледяных гор резво плыл курсом ост-норд-ост, подгоняемый ветром и увлекаемый течением.
— Земля!
Мы дружно задрали головы и увидели на верхушке айсберга Дирка Петерса, который указывал рукой на север.
Метис не ошибся. Впереди и впрямь лежала земля.
В полдень были проведены наблюдения, и нам наконец стало известно наше местоположение: 86°12' южной широты, 114°17' восточной долготы.
Айсберг снова отделяли от полюса четыре градуса, однако уже в восточном полушарии.
Глава XII. ЛАГЕРЬ
После полудня мы приблизились к неведомой земле на расстояние одной мили. Теперь все зависело от того, пронесет ли нас течением мимо ее берегов.
Сознаюсь, что, будь у нас выбор, приставать к берегу или продолжать путь, я оказался бы в затруднении. Я заговорил о своих сомнениях с капитаном и помощником, но последний не дал мне договорить.
— Осмелюсь спросить, какой смысл обсуждать это, мистер Джорлинг?
— Действительно, дискуссия не имеет смысла, ибо мы не в силах что-либо изменить, — поддержал лейтенанта Лен Гай. — Вполне возможно, что айсберг уткнется в берег, но не исключено, что пройдет стороной, если такова будет воля течения.
— Верно, — не отступал я, — однако это не ответ на мой вопрос. Что лучше: высадиться на берег или остаться на айсберге?
— Остаться, — отрезал Джэм Уэст.
Все дело было в шлюпке. Если бы в ней могли разместиться все и в придачу провизия для пяти-шестинедельного плавания, мы бы, не задумываясь, погрузились в нее и вышли в море, свободное ото льдов. Однако шлюпка рассчитана на одиннадцать-двенадцать человек, поэтому пришлось бы тянуть жребий. Проигравшие были бы обречены на гибель, если не от голода, то от холода.