Ледяной Сокол
Шрифт:
– Я просто хочу оказаться в безопасности – сказал наконец мальчик очень тихо, надеясь, что Ледяной Сокол его не услышит. – Я как будто не хочу видеть ни маму, ни Руди, никого вообще. Как будто мне больше не нужны друзья. Я просто не хочу, чтобы со мной случилось еще что-нибудь страшное.
Он не знал, что именно страшное, и молил Бога, чтобы Ледяной Сокол не спросил его об этом.
Но Ледяной Сокол очень мягко сказал:
– Ага. – Только это, и надолго замолчал, и собственные воспоминания затуманили его серые глаза.
– Всем приходится возвращаться, сын Эндориона, –
– Иногда, когда нас заставляют страдать… предают… Иногда, когда нам кажется, что мы сами навлекли на свою голову все беды мира… Тогда бывает очень тяжело. Иногда проходит много времени, прежде чем мы находим в себе силы повернуться лицом к тому, от чего бежали. И вовсе ни к чему сражаться и побеждать. Но мы обязательно должны захотеть снова посмотреть на это.
Тир прошептал:
– О… – и затих. Ледяной Сокол снова протянул руки к огню, от его мокрой, обледеневшей одежды шел пар. Мысль о том, что Ледяному Соколу когда-то сделали больно, или он чего-то испугался, или с ним произошло еще что-нибудь подобное, была для мальчика новой и тревожащей.
– Мы сможем выйти отсюда? – тихонько спросил он, когда Ледяной Сокол снова посмотрел на него. – Я имею в виду, из Убежища? Пойти… вернуться домой?
– Пока не найдем Ингольда, не сможем, – отозвался юноша. – Это последнее, что осталось сделать, сын Эндориона – найти Ингольда. Без его помощи у нас нет ни малейшей надежды остановить Ваира до того, как он переправится в Убежище Дейра.
Глава двадцать первая
Убежище было пять уровней подвалов, ровно столько же, сколько жилых уровней над землей, и Тир с Ледяным Соколом шли в самое сердце Убежища, пробираясь между лианами и виноградными лозами. В иных местах лозы были толщиной с запястье, а многие даже толще. Они плотно покрывали стены, а на потолках шевелилась и бормотала что-то плесень, и на мальчика и воина капала кровь. Казалось, что растения, за которыми когда-то ухаживали в гидропонных подвалах, сошли с ума вместе с Убежищем, и все росли и росли во мраке, и на них все зрели кошмарные плоды, невидимые в пробуждающемся мире.
Среди лиан, среди мха, в обледеневших комнатах, в которых на белые сверкающие поверхности пола не ступала нога человека, то и дело появлялись странные предметы – мужской башмак; ленточка, обвившаяся вокруг куста диких роз; рукопись со странными золотыми буквами; котелок из металла, никогда не виданного Ледяным Соколом. Где-то журчала вода, и голос продолжал шепотом перечислять имена.
Демоны гасили их факелы, щипали и кусали Ледяного Сокола за руки и лицо, выдирали ему волосы, а он терпеливо зажигал факелы снова, пользуясь пучками мха, как трутом. После того, как демоны бесконечно долго мучили и рвали его бестелесную тень, эти попытки отвлечь их от цели уже не пугали его.
Внизу, под подвалами, находился еще один, шестой уровень. На стенах светилась голубым селитра, воздух казался замерзшим от вечной мерзлоты подо льдом. Тир молча шел впереди, следуя воспоминаниям кого-то, посланного сюда давным-давно с невообразимым поручением. Ледяной Сокол шел следом, держа руку на мече, но в глубине души понимал, что здесь нет того, кого можно поразить мечом. У основания бесконечной лестницы была пещера, освещенная фосфорным мерцанием селитры и лишайников, а в пещере – пропасть, которая вела в никуда. В ней завывал ветер, с шумом низвергалась куда-то вода, и виноградные лозы нависали над ней, серые, высохшие и мертвые.
В провале парил бронзовый шар. Бронза потрескалась, возможно, от времени. Шар был в зеленых пятнах и, казалось, распадался на куски, но заключенная в нем магия выдержала испытание временем. Шар был достаточно велик, чтобы в нем поместился человек.
– Альтир, мальчик мой дорогой! – Ингольд сумел ухватиться за край большой трещины на шаре и просунуть в нее голову. Лицо его было расцарапано, в волосах запеклась кровь. Вокруг шара плавали огоньки демонов, Ледяной Сокол разглядел их расплывчатые очертания: они карабкались на шар, но голос Ингольда звучал весело.
– И Ледяной Сокол тут! Вы представить себе не можете, как я рад вас видеть!
– Могу. – Ледяной Сокол осторожно присел на корточки у края пропасти – в приступе веселья демоны вполне могли схватить его за лодыжки. – Вы чай приготовили?
Ингольд просунул в трещину вторую руку и умостил подбородок на скрещенные запястья. Руки его были изодраны. Он, должно быть, колдовал в полную силу, чтобы шар не рухнул в пропасть, подумал Ледяной Сокол.
– Ты знаешь, я собирался, – извиняющимся тоном сказал волшебник, – но жаровня здесь не пожелала разжигаться. Кроме того, у меня есть только второсортный красный чай с Круглого Моря, а я знаю, что ты его не пьешь.
Тир широко распахнул глаза и прошептал Ледяному Соколу:
– На самом деле, в этом шаре нет жаровни, правда?
Ледяной Сокол отрицательно покачал головой.
– Не думаю.
– Здесь раньше были цепи. Иногда пленников подвешивали над этой ямой на цепях, – сказал Тир.
– Милые люди, – отозвался Ледяной Сокол, вставая и протягивая Тиру факел. Мальчик дрожал от слабости, как и сам Ледяной Сокол, но предупреждать его об осторожности не требовалось. Они уже много дней ходили по колено в растительности, которая служила отличным трутом, а даже в Убежище Дейра, где черный камень стен не мог загореться, детей с самого рождения приучали быть предельно осторожными с открытым огнем.
Ледяной Сокол шел вдоль стены, вороша кончиком меча дебри мха и мертвых виноградных лоз.
– Может, у вас есть пожелания касательно материала и размера цепей? – окликнул он Ингольда.
– Знаешь, – рассудительно ответил чародей, – когда возникает опасность разбиться в лепешку, я обычно предпочитаю, чтобы меня спасали сплавом из бронзы и серебра, пятьдесят на пятьдесят. Овальные звенья предпочтительнее квадратных и должны быть не длиннее двух дюймов. Но, учитывая, что я уже провел здесь некоторое время, я готов согласиться на все, что ты отыщешь.