Ледяной
Шрифт:
Друзья решили больше не искать круги танца и не заставлять Лайама открывать свое настоящее лицо. И требовать от него выгрызать кость покаяния тоже не станут. Слишком поздно, танцоров Скаарсгарда уже не спасти, они окончательно утратили рассудок. То, что началось со страха перед голодом, переросло в болезнь духа, покорность перед судьбой, стремление к смерти. Переломлен сам хребет страны Далеко-Далеко, и из костей ее вытекает мозг.
Глава двадцать девятая
Прощание с друзьями
После
— Лучше тебе вернуться в Кровавый Дозор, — наконец сказала Эдме. — Нам будет грустно расставаться, но нужно как можно быстрее рассказать о случившемся фенго. Он-то вообще ничего не знает о танцах Скаарсгарда, — она бросила недовольный взгляд на Лайама. — Хотя бы Кровавый Дозор действует и, благодаря пополнению из клана МакНамар, ему пока ничего не угрожает.
— И мы обязательно расскажем о тебе, Свистун, и о том, как ты помог Кровавому Дозору.
— Если бы не вы, я бы давным-давно умер, — сказал Свистун. — Вы спасли меня. Кровавый Дозор — прекрасное место для старого глодателя.
— У них каждый волк на счету, а кто он — неважно, — сказал Фаолан. — Сейчас не время оскорблять глодателей.
— Да пусть бы оскорбляли, лишь бы все выжили, — горестно заметила Эдме. Фаолан посмотрел на нее с удивлением. Обычно добродушная и не терявшая присутствия духа, она в последнее время стала очень циничной.
— Я буду скучать по тебе, Свистун, — сказала Дэрли и шагнула вперед, опустив хвост и поджав уши. Рядом с ней встала сестра, обе волчицы легли на брюхо и принялись ерзать в снегу, принимая позу покорности.
— Мхайри, Дэрли! Ради Люпуса! — воскликнул Свистун. — Вы разве не слышали Эдме? Сейчас не время для таких глупостей.
— Кто знает, для чего сейчас время? — отозвалась Мхайри, поворачивая к нему морду.
— Дэрли, Мхайри, — обратился к сестрам Фаолан мягким, но решительным тоном. — Подымайтесь. Попрощайтесь со Свистуном как следует, и пойдем дальше.
Он потрепал мордой загривок Свистуна. Его сестры поднялись на ноги и повторили прощальный жест брата.
— Вот так-то лучше, — пробормотала Эдме.
Свистун наблюдал, как его друзья уходят на восток и скрываются из вида. Опускалась ночь, у горизонта засияли переливчатые огни. Какие-то безумные волки неподалеку все еще танцевали, надеясь призвать Скаарсгарда на землю. Как же он устал от этого — от пришедших в отчаяние клановых волков, от волкоедов, от жалостливого воя скрилинов, не знавших, во что теперь верить. Сам Свистун никогда не терял надежды: он всегда верил, что однажды совершит что-то грандиозное, и за это его примут в Стражу Кольца Священных вулканов.
Потерять надежду его не заставили даже постоянные оскорбления. Невероятно, но сейчас, в голодное время, он чувствовал себя гораздо счастливее. Да, он голодал, как и все остальные, но с ним обращались не в пример лучше, чем раньше. Тамсен, которая некогда смотрела на него с презрением, сейчас уважала его и прислушивалась к его мнению. Она назначила его вторым скрилином, чего бы никогда не случилось в прежние дни, когда он жил в стае Голубой Скалы. Несмотря на дыру в горле, его пение было очень мелодичным — другие волки заслушивались, как он выводит красивые трели, и на какое-то время забывали о своих бедах. А его сигналы тревоги можно было услышать от одного края патрулируемой территории до другого.
И он всегда оставался честным. Если другие скрилины начинали придумывать какие-то небылицы о танцующих в небе огнях, он передавал всё как есть. Когда Тамсен спрашивала, почему он не сообщает никаких любопытных подробностей, он отвечал, что ничего такого не видел.
— Я не видел в них никаких знаков грядущих несчастий. Я не могу истолковать их, как толкуют небесный огонь летних гроз. Было бы нечестно сообщать о том, чего нет.
За это Тамсен его и уважала.
— Ты делаешь то, что считаешь правильным, Свистун, — говорила она.
Свистун не припомнил, чтобы главная загоняющая когда-либо говорила нечто подобное таких, как он. Никогда. И это придавало надежду ему, глодателю с дыркой в горле.
Свистуна сделали лейтенантом, и ходили слухи, что когда-нибудь сделают даже капитаном. Разве не чудесно? Когда он был на дежурстве, офицеры могли быть спокойны: он ни за что не пропустит чужаков, сообщит обо всем, что видит, и вовремя придет на помощь. Ни разу за все время, что он находился здесь, его не обругали, не щипнули, не ткнули в бок, как обычно поступали с глодателями. Система званий Кровавого Дозора основывалась на заслугах, а не на древних представлениях о благородном происхождении. Уважение здесь волк мог заслужить исключительно благодаря своим личным качествам и умению действовать. Некоторые волки находили это непривычным, тайком возмущались или, подобно Кайле, уходили к танцорам Скаарса.
О том, что с волком творится что-то не то, иногда свидетельствовали некоторые знаки. Шерсть волка состоит из двух слоев — подшерстка и собственно шерсти. Волосы подшерстка тонкие, но плотно закручены и сохраняют тепло. Осенью, перед зимними холодами, у волков вырастал густой слой подшерстка, а весной или ранним летом он опадал. Сейчас же из-за холода большинство волков сохраняли густой подшерсток, но волки, находившиеся на грани безумия, быстро теряли этот слой. Они всё чаще мерзли, теряли тепло и, как следствие, сильнее голодали.
Другим знаком были мутные глаза. Хотя ночное зрение у волков не такое острое, как у сов, они видят в темноте довольно хорошо, потому что позади зрачков у них находится крошечная зеркальная мембрана. На старом волчьем языке она называлась скатан, и так ее называют до сих пор. У волков на грани безумия скатан мутнеет и теряет способность отражать свет. В передней части глаз у волков имеется еще одна мембрана, наподобие дополнительного века, и у тех, у кого начинает путаться сознание, она перестает работать. Волки слепнут, подобно легендарному Бизару, в честь которого названо созвездие. И это очень дурной знак.