Лефорт
Шрифт:
Царь: «От честного мира не отрицаюсь и я; но желаю прочного и надежного. Между тем всяк, имеющий разум, понимает, что султан ищет мира, видя свою беду; а император спешит помириться с ним для войны с французами за Испанское наследство и своих союзников оставляет. Нет сомнения, что султан снова поднимет оружие на императора, как скоро вспыхнет французская война; тогда уже трудно помогать ему. Надобно было прежде укрепиться в собственных границах и потом думать о мире; союзников же покидать не следовало».
Канцлер: «Изнурение государства и тяжкие долги — вот истинные причины, которые побуждают императорское величество желать мира; притом же поляки и венециане ненадежны: первые давно воевать перестали; вторые также думают прекратить военные
Царь: «Истинная причина не в том, а в видах на Испанию. Надобно однако ж размыслить, что будет с Венгриею, когда выйдут оттуда войска для войны с Францией; не забунтовали бы венгры, как в прошлом году».
Канцлер: «Теперь речь только об удовлетворении союзников; к чему вспоминать мимошедшее?»
Царь: «Все, что служит к целости государства, должно быть предметом рассуждения во всякое время. Я не могу удовольствоваться предложенными основаниями мира и на все вышесказанное ожидаю ответа императора. Между тем, велю изготовить статьи, чего я требую» {158} .
Разговор царя с канцлером показал, что призыв Петра не покидать союзников повис в воздухе. Все его предложения были отклонены канцлером, и в этих условиях Россия должна была добиваться удовлетворения своих претензий к Турции, опираясь лишь на собственные силы. Петра не могло удовлетворить согласие цесаря заключить мир на условии uti possidetis,то есть на условии сохранения за договаривавшимися сторонами того, чем они овладели в ходе военных действий. Во-первых, потому что овладение Азовом не компенсировало затрат на два Азовских похода; во-вторых, потому что овладение Азовом не могло полностью защитить Россию от набегов на ее территорию крымских татар. Царь пытался убедить своего собеседника, что его страна будет находиться в безопасности только в том случае, если Россия завладеет крепостью на Крымском полуострове — Керчью. Если Турция не согласится ее уступить, то следует продолжать войну до истечения срока союзного договора, заключенного 29 января 1697 года на три года, а если военные действия не принесут ожидаемого успеха — продолжать их еще в течение двух лет или по крайней мере года.
Предложения царя были обсуждены на заседании конференции министров. Царю было заявлено, что настаивать на передаче России Керчи бесполезно, ибо османы не уступят того, чего не теряли. Впрочем, утешил граф царя, до заключения мира еще далеко, переговоры только начались и Россия располагает достаточным временем и возможностями, чтобы получить Керчь силою оружия. Уклончивый ответ дал Кинский и на предложение продолжать войну до 1701 года: союзники, заявил он, успеют вернуться к обсуждению вопроса в будущем. Иными словами, венское правительство отклонило оба предложения царя.
Общение с уполномоченными цесаря убедило Петра в том, что Австрия не является надежным союзником России. Цесарь готов был заключить сепаратный мир, и надеяться на помощь цесарских дипломатов во время переговоров о мире с турками не следует. Второй вывод, к которому должен был прийти Петр, носил более общий характер: переговоры с цесарем убедили его в необходимости искать выход к морю не на юге, а на северо-западе, опираясь при этом на иных союзников.
Более успешной оказалась другая акция, осуществленная царем и Великим посольством. Еще будучи в Амстердаме, Петр попросил Августа II прислать в Вену доверенное лицо для переговоров. 24 июня в Вену тайно прибыл уполномоченный польского короля генерал Карлович. В тот же день с ним начались доверительные переговоры. Результатов, запечатленных в каком-либо официальном документе, эти переговоры не принесли, но они явились важной вехой в установлении дружественных, а затем и союзнических отношений между русским царем и саксонским курфюрстом.
Во время продолжительного пребывания царя и его посольства в Вене цесарское правительство не скупилось на то, чтобы компенсировать позицию, занятую им в переговорах, устройством пышных развлечений для царя и его спутников. Среди развлечений особенно запоминающимися были два. Одно из них, состоявшееся в день именин Петра — 29 июня, описал «Статейный список»: «…Обедали у генерала и адмирала у Франца Яковлевича Лефорта. Того ж числа ввечеру были огненные потехи, огни и верховые ракеты, и устроен был фирверк в ракетах словами “Виват царю Петру Алексеевичу”, и стрелено из 12 пушек многажды, и было того действа часа с два. А устроены были те потехи против посольского двора из цесарской казны» {159} . О празднике упомянул и Петр в письме Виниусу, отправленном 2 июля: «На день святых апостол было у нас гостей мужеска и женска пола больше 1000 человек, и были до света…» {160}
О другом празднестве, более пышном и редкостном, «Статейный список» почему-то умолчал. Праздник назывался Wirtschaft.Ранее он ежегодно устраивался цесарем, но в последние лет двадцать от него отказались из-за необходимости соблюдать экономию в связи с войной с Турцией. Теперь цесарь устраивал празднество в честь царя. Он решил поразить его богатством убранства дворца и сервировкой стола во время ужина, блеском нарядов и драгоценностей. Гости, а это была элита венского двора, должны были явиться в костюмах разных эпох и разных народов: древнеримских, голландских, польских, китайских, цыганских и др. Петр появился на празднестве в одежде фрисландского крестьянина.
Петру не терпелось отправиться в Венецию, где уже шла энергичная подготовка к встрече Великого посольства. У границы с Венецией стояли наготове кареты и лошади, предусматривалась обширная развлекательная программа: соревнования гондол, концерты, маскарады, фейерверки и т. д. Задержка объяснялась тем, что была издержана соболиная казна, и Великое посольство ожидало прибытия в Вену дополнительных мехов. Соболя на сумму в 10 тысяч рублей и китайские камки разных цветов, 200 косяков, были отправлены из Москвы еще 10 мая, но прибыли в Вену только 17 июля. Груз предназначался для подарков цесарю, его супруге, а также венецианскому дожу. Считалось непристойным явиться на прощальную аудиенцию без вручения богатых подарков.
Казалось бы, все было готово к переезду в Венецию. Но тревожные вести из Москвы нарушили все планы.
В «Статейном списке» о причине, вызвавшей резкое изменение планов Великого посольства, сказано так: «Июля в 15 день пришла с Москвы почта, отпущенная июня от 17 числа, на которой присланы письма о воровстве бунтовщиков- стрельцов» {161} .
Эта опасная новость шла в Вену почти месяц. Что произошло в Москве за это время, никто не знал. Стрельцы могли повторить свой успех шестнадцатилетней давности, перебить бояр и выжечь Немецкую слободу; могло быть и напротив, что верные правительству войска уже подавили бунт; наконец, возможен был и третий вариант: ни одной из противостоявших друг другу сил не удалось достичь перевеса, и борьба продолжалась.
В этих условиях Петр принимает единственно правильное решение — сам отправляется к месту событий в Москву.
16 июля он пишет Ф.Ю. Ромодановскому: «Письмо твое, июня 17 дня писанное, мне отдано, в котором пишешь, что се мя Ивана Михайловича растет, в чем прошу быть вас крепких; а кроме сего, ничем сей огонь угасить не мочно. Хотя зело нам жаль нынешнего полезного дела (поездки в Венецию. — Н.П.), однако сей ради причины будем к вам так, как вы не чаете» {162} . В этом кратком послании Петр изложил свою концепцию стрелецкого бунта, выросшего, по его убеждению, из семени И.М. Милославского, посеянного еще в 1682 году, и выразил намерение сурово, без пощады расправиться с бунтовщиками. Тон записки свидетельствует, что ненависть к стрельцам переливала через край и царь ехал в Москву с готовым решением относительно их судьбы.