Легенда советской разведки - Н Кузнецов
Шрифт:
Наконец, что тоже вовсе не миф - это образование в системе Министерства по делам оккупированных восточных территорий будущего рейхскомиссариата "Москва", включавшего всю Центральную Россию до самого Урала. Намечен был и будущий рейхскомиссар Москвы - обергруппенфюрер СА Зигфрид Каше.
Гражданин Рудольф Вильгельмович Шмидт на самом деле нигде не работал, так называемому бронированию от мобилизации в Красную Армию не подлежал. Между тем по всему городу денно и нощно ходили группами по трое вооруженные комендантские патрули, они имели право проверять документы не только у подозрительных лиц, но вообще у всех мужчин призывного возраста. Если у них не оказывалось в военном билете отметки о бронировании (таковые
Контрразведке пришлось предпринять необходимые меры, чтобы обезопасить Кузнецова от подобных неприятностей, да и пайком обеспечить.
Разумеется, Кузнецов много думал о своем месте в войне. Он не проходил, так случилось, действительную службу, не был командиром запаса и прекрасно понимал, что в качестве рядового необученного красноармейца он в свои тридцать лет особой ценности не представляет. Да и не отпустит его ни в армию, ни в народное ополчение (оно уже формировалось в Москве) руководство управления. Все же он сделал попытку попасть в воздушно-десантные войска. Даже успел написать некоторым близким, что в составе таковых вот-вот отправится на фронт. Прыгать с парашютом, и много, Кузнецову в скором времени довелось, но десантником он не стал, а во вражеский тыл опустился с парашютом лишь единожды, да и то год спустя.
Руководители Кузнецова дальновидно рассудили, что человека с таким знанием немецкого языка и Германии, с опытом контрразведывательной и разведывательной работы использовать в обычном парашютно-десантном подразделении просто нецелесообразно.
В определенном смысле Кузнецов был действительно уникум. К этому времени, кроме усредненного чистого "хохдойч", он владел семью диалектами немецкого языка, умел говорить по-русски с немецким акцентом.
Кузнецов не знал, что в первые же дни после 22 июня его фамилия была внесена в некий список, в котором значилось совсем немного фамилий. Из этого списка людей на фронт не отправляли. Их забрасывали, или по терминологии разведчиков "запускали", за линию фронта. И не в составе подразделений, а поодиночке, иногда маленькими группами. В этом списке ему был присвоен позднее еще один псевдоним - "Пух".
Личные достоинства этих людей, их знания, способности, опыт, даже внешность позволяли использовать их в условиях сложных и специфических. Танкисты, летчики, артиллеристы тоже нужны были Родине. Но научить человека водить танк, управлять самолетом, стрелять из пушки все-таки легче, чем сделать его своим солдатом в стане врагов.
...Меж тем в октябре 1941 года немцы подошли к Москве, что называется, на расстояние выстрела из дальнобойного орудия. Уже были захвачены многие поселки и деревни, где москвичи снимали на лето дачи, куда предприятия отправляли в пионерские лагеря детей своих рабочих и служащих.
Заводы, в первую очередь оборонные, спешно вывозились на Восток, на Урал и в Сибирь. Многие правительственные учреждения и дипломатические представительства эвакуировались в Куйбышев (ныне снова Самара).
Постановлением Государственного комитета обороны (ГКО) в Москве и прилегающих районах было введено осадное положение. Не исключался прорыв передовых частей врага в столицу. На этот случай в самом городе было определено три оборонительных рубежа: по окружной железной дороге, Садовому кольцу, Бульварному кольцу. Повсюду возводились долговременные оборонительные точки, устанавливались противотанковые надолбы и "ежи", строились баррикады.
В частности, защищать город должны были и формируемые специальные подразделения НКВД, одно из них должно было разместиться даже в... Доме Союзов! Их руководство перебралось с Лубянки в здание Пожарного училища неподалеку от Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. Эти подразделения получили приказ быть готовыми к обороне самого центра столицы. В обстановке строжайшей тайны минировались, готовились к взрыву мосты, особо важные объекты и предприятия.
На случай, если немцы все-таки захватят Москву, в ней заранее создавались независимые друг от друга разведывательные и диверсионные сети. Одной из них, к примеру, должен был руководить майор госбезопасности Виктор Дроздов, для конспирации он был даже назначен заместителем начальника... аптечного управления Москвы!
Другим подпольем должен был руководить начальник контрразведки Петр Федотов. Одна из групп этой сети, возглавляемая бывшим белым офицером, ставшим известным советским композитором Львом Книппером (автором популярнейшей песни "Полюшко-поле"), должна была уничтожить Гитлера в случае его прибытия в Москву. Мало кто знал, что Книппер был братом постоянно проживающей в Германии знаменитой актрисы Ольги Чеховой, которая одно время была женой еще более знаменитого артиста - Михаила Чехова, племянника гениального классика русской литературы. В свою очередь, Ольга и Лев были племянниками ведущей актрисы МХАТа, народной артистки СССР, вдовы писателя Ольги Леонардовны Книппер-Чеховой. Ольга Чехова вращалась в высших кругах третьего рейха, что давало ей возможность оказывать серьезные услуги нашей разведке.
В этой разветвленной сети, которая, к счастью, так и не была задействована, свое место было отведено и "Колонисту".
Нет надобности описывать то, что хорошо известно читателю из истории. Не знающий дотоле поражения вермахт был остановлен под Москвой, понес неслыханные потери в силе и технике и отброшен от столицы на многие десятки километров.
И снова для Кузнецова потянулись долгие, томительные месяцы ожидания в бездействии (хотя и не в безделье). Рапорт за рапортом и отказ за отказом. Он бродил по городу и стыдился собственной молодости и здоровья - мужчин его лет в то время в столице можно было встретить лишь в военной форме или на костылях. Николай поймал себя как-то на мысли, что стесняется присесть в трамвае на свободное место, дабы избежать укоризненных, а то и презрительных взглядов всего вагона.
Уже воевал младший брат Виктор, а он, старший, все еще топтал асфальт московских улиц.
Виктор был призван в Красную Армию в мае 1940 года. К месту службы ехал из Уфы, где тогда жил, через Москву, и братья встретились после двухлетней разлуки. Виктор служил шофером в Барановичах. Его воинская часть приняла боевое крещение в первые же дни войны. Под городом Ярцево в Смоленской области подразделение оказалось в окружении и тридцать четыре дня пробивалось к своим. В ночь с 6 на 7 ноября группа, в которой находился Виктор, под Волоколамском прорвалась через линию фронта. Оттуда "окруженцев" (этот термин вошел в обиход) направили на переформирование в подмосковный город Клязьму.
Ранним утром команда Виктора прибыла на Ржевский вокзал. Из первого же телефона-автомата он позвонил брату. Минут через сорок Николай уже был на привокзальной площади и обнимал Виктора, от которого не имел вестей с самого 22 июня. Старший по команде командир разрешил своему бойцу отлучиться на три часа, и братья поехали к Николаю.
Долго и откровенно Виктор рассказывал о больших потерях Красной Армии убитыми, пленными, о преимуществе врага в авиации, танках, автоматическом оружии, в организации и порядке. Однако не сомневался, что скоро немцев остановят, а там и назад погонят. Приводил примеры мужества и стойкости красноармейцев, всенародного сопротивления оккупантам, ему уже пришлось встречаться на долгом пути к фронту и с партизанами. Сам Виктор сумел сохранить в этой сложной и опасной обстановке и оружие и партийный билет.