Легенды древнего Хенинга (сборник)
Шрифт:
Однако Штефан понял его взгляд превратно.
– Обожди стрекача задавать, – щека мельника криво дернулась. – Успеешь. Садись.
Растерявшись от такого поворота событий, Вит едва не сел прямо на пол. Нашарил табурет, примостился на самый краешек, готовый в любой миг сигануть в окно.
Второй этаж?! Плевать!
Мельник между тем не торопясь закрыл ставни. Чиркнул огнивом, затеплил свечу в железном держальце. Сел напротив Вита: кровать жалобно застонала.
– Как… как мамка? – глядя в пол, тихо спросил парнишка.
– Оклемается. Секли ее: от сердца. На спину глядеть тошно. Там ее мази в горшочках томились… Пользуем помаленьку.
– Дядя Штефан… Мне б мамку!.. одним глазиком…
– В бега податься решил? Прощаться явился? – безошибочно угадал мельник.
Вит только молча кивнул.
– Увидишь мамку. Потолкуем по душам – и сходим к ней. Спит она сейчас. Едва-едва забылась. К чему будить? Ты мне лучше вот что скажи, убивец: далеко надумал?
Отпираться? зачем? Да и никакой угрозы в сиплом басе Штефана мальчишка не чувствовал. Даже наоборот. Сочувствие и понимание, совершенно несвойственные мельнику.
– Не знаю еще, дядя Штефан. Бродяжить стану. Или в батраки. Или…
Поколебался: говорить или нет? А, была не была!
– Или в разбойники!
Поначалу Вит даже не понял, что мельник хохочет. Штефан делал это беззвучно, стараясь не всполошить спящих. Кряжистое тело мучительно сотрясалось, кровать с отчаянным скрипом ходила ходуном.
– Разбойник! Ну, насмешил! – выдавил наконец мельник. – Дурень ты, как есть дурень!
Мальчишка виновато развел руками: таким, значит, уродился.
– Про разбой забудь, – мельник вновь стал серьезным. – Верная дорога на плаху. А бродяжить – зима на носу. Замерзнешь в поле, и вся недолга. Батрачить… По селам сорванцов вроде тебя пруд пруди. Зачем чужого кормить, когда своих навалом? Знаешь, иди-ка ты лучше в город.
– В город?! – Вит не поверил своим ушам.
– В город, в город. В наш славный город Хенинг. Благо рядом. Был там у меня знакомец, пекарь Латран. Выручил я его однажды. Крепко выручил. К нему пойдешь. В подмастерья проситься. Скажешь: от мельника Штефана из Запруд. Латран не откажет. Понял?
Вит боялся оторвать глаза от половиц:
– Что вы, дядя Штефан! Меня ж стража ловит! Нельзя мне в город!..
– Вот ведь курья башка! – даже удивился мельник. – Да кто из них тебя запомнил? Еще в городе всякую полову искать… На улице встретят, нос к носу: мимо пройдут. В Запруды к нам, может, разок нагрянут, коли не поленятся. Дошло?
– Ага, дядя Штефан! – просиял парнишка. Обжег мельника благодарным взглядом. – Спасибочки! Я вам теперь по гроб жизни…
– Ты мне и так по гроб, – сурово оборвал его Штефан. – Сперва до города доберись, Латрана найди. Пекарня его в квартале Булочников. Там спросишь… Да гляди, у кого спрашивать! Шантрапа враз обманет, облапошит и без штанов оставит. К господам тоже не суйся. Ищи человека мастерового. Люди серьезные, не соврут и гонор тешить не станут. Покажут где.
– Я найду, дядя Штефан! Я…
– Кончай орать. Повтори, чего запомнил.
Вит честно повторил. Мельник слушал вполуха: и так ясно, правильно повторяет. Глядишь, Латран попомнит услугу, приютит мальца. Парнишка работящий, старательный, в тягость не будет.
– Ну что ж, время. Пошли. Одежку соберем, харчей. С мамкой попрощаешься, – кряхтя и вдруг сильно постарев, мельник поднялся с кровати.
Об убитом мытаре Штефан ни разу не помянул.
Будто не было ничего.
XIII
С мамкой вроде как простился. Посейчас в груди щемит. Будто взял кто, зажал сердце меж дверными створками, а потом налег от души. Посидел рядом, за руку подержал. Поглядел на лицо мамкино измученное: лоб складками, губа насквозь прокушена. Дядька Штефан сказал: били – молчала. Ни всхлипа. Одеяло подоткнул, чтоб теплее. Будить раздумал. Пусть отсыпается, сил набирается. Когда уходил, чуть не заплакал. Но сдержался. Эх, поймать бы гада, который мамку лупцевал, – и тоже кнутом, кнутом! Или как мытаря…
Вит сам испугался крамольных мыслей. Что – «как мытаря»?! Не убивал он никого! Однако закрадывались сомнения. Отчего-то ж мытарь помер! Может, действительно, когда вырывался, в горячке? Нож у кого-нибудь выхватил…
Плохо помнилось: что да как. Мало ли… Или сами стражники мытаря порешили, а на пастуха свалили?!
– …за Жюстину будь спокоен, – напутствовал Штефан, тихо, чтоб не скрипнула, открывая заднюю калитку. – Выходим. Сколько раз она и мне, и батьке-покойнику спину правила. Отварами пользовала. И вообще… Видать, наш черед настал. Ну, с Богом. Скоро светать начнет, а тебе бы затемно от села убраться. Подальше.
Светать еще и не думало, но небо на востоке осыпалось пеплом. Прав Штефан: пора.
– Не поминайте лихом! Пошел я…
– Удачи!
Места вокруг поначалу тянулись знакомые. Вит безошибочно узнавал их даже в серой мгле. За пригорком – излучина Вешенки. Обрыв, с которого навернулся в воду Ганс-Непоседа. Впереди, левее – Лысый бугор. Оттуда Вит глядел, как у войтова дома кого-то кнутом стегают. Не знал тогда, что это мамку в кровь лупят.
А знал бы?..
Дядька Штефан, по жизни скупердяй, сегодня расщедрился: кожух дал в дорогу, шапку, штаны с рубахой. Харчей на пару дней, ножик. И – подумать только! – даже денег не пожалел! Своих денег у Вита отродясь не было. Поэтому горсть медяков, выданных мельником, казалась целым богатством. Может, оно и к лучшему? – сладко екало сердце в груди. Одет, обут, при деньгах, в город иду. Подмастерьем стану. А так сидел бы всю жизнь в Запрудах, овец пас да затрещины огребал…
На душе было смутно. Тревога пополам с радостью. Летом, когда без малого год минет, велел мельник на Хенингскую ярмарку наведаться. Сам он туда приедет: мукой торговать. Только лезть к нему да здороваться строго-настрого запретил. Ежели уляжется, даст он Виту знак особый: возвращайся, мол. А будет гроза висеть – молча в сторону отвернется. Значит: на следующий год, на том же месте. Уж за два-то года точно утихнет! Вырастет малец, никто его больше не узнает…
Когда прощались в доме, мельник Вита за плечи взял. Долго в глаза глядел, вроде соринку высматривал. После вздохнул тяжело, отвернулся.