Легенды Ереси
Шрифт:
Урия с трудом подавил гнев, вспыхнувший из-за насмешливых слов Откровения, и, повернувшись к Камню Молний спиной, начал подниматься по лестнице. Священник вернулся к озаренному свечами алтарю, где и остановился, чтобы отдышаться и унять бешено бьющееся сердце. Затем он взял с кафедры тяжелую книгу в кожаном переплете и сел на одну из скамей, обращенных к алтарю.
— Вы пришли сюда как враг, Откровение, — произнес старик, заслышав шаги гостя. — И при этом смеете утверждать, будто вам хотелось бы узнать побольше обо мне и об этом храме? Воля ваша, можем
Помедлив, чтобы внимательно рассмотреть часы Судного дня, Откровение спустился по лестнице, ведущей от кафедры. Только тогда он увидел книгу, которую держал Урия, и скрестил руки.
— Что ж, именно так я и собирался поступить. Хотя у меня много других дела, но одну ночь я вполне могу посвятить нашей беседе, — сказал Откровение, кивая на книгу, и Урия прижал том к хилой груди. — А враждебен я лишь потому, что во мне разгорается ярость, когда я вижу, как человек добровольно ослепляет себя, чтобы на всю жизнь остаться рабом безумных идей, изложенных в этой книге и ей подобных. В своих руках ты держишь лишь жалкий отблеск подлинного света.
— Значит, теперь вы станете насмехаться и над Священным Писанием?
— Почему бы и нет? — произнес Откровение. — Это ведь всего лишь книга, составлявшаяся в течение девяти веков из разрозненных текстов, которые подгонялись друг к другу, неоднократно переписывались, переводились и искажались в угоду интересам сотен, по большей части неизвестных, авторов. Как можно строить на этом свою жизнь?
— Это священное слово моего Господа, — ответил Урия. — Он говорит с каждым, кто прочтет Его.
Откровение рассмеялся и постучал себя пальцем по лбу.
— Если кто-то вдруг станет утверждать, будто с ним разговаривает покойный дедуля, то враз окажется в психиатрической лечебнице, но стоит заявить, что ты слышишь глас Божий, так вполне и за святого сойти можешь. В конце концов, когда за твоей спиной стоит такая сила, тебя уже не так просто обвинить в сумасшествии, верно?
— Мы говорим о моейвере! — взорвался Урия. — Проклятие, проявите хоть каплю уважения!
— А с чего я должен ее уважать? — спросил Откровение. — С какой стати она вдруг потребовала особого отношения? Разве она недостаточно крепка, чтобы выдержать чужое сомнение? Ничто и никто в этом мире не защищен от критики, так почему я должен делать исключение для твоей религии?
— Я видел Бога, — прошипел Урия. — Видел Его лик и слышал Его голос в своем сердце…
— Конечно, ты вправе считать свой опыт подлинным, но не стоит ожидать, что я или кто-то другой тоже примет его за чистую монету, — сказал Откровение. — Недостаточно просто верить, чтобы что-то стало истинным.
— Я видел то, что видел, и слышал то, что слышал, — продолжал настаивать Урия, и от нахлынувших на него воспоминаний еще крепче сжал
— Где именно во Франкии тебя посетило столь чудесное видение?
Урия медлил с ответом — ему крайне не хотелось произносить вслух название, способное открыть замок на двери, ведущей к воспоминаниям, давно и надежно запертым в глубинах его памяти. Потом он глубоко вздохнул и сказал:
— На полях смерти при Гадуаре.
— Ты был в Гадуаре, — произнес Откровение, и Урия не смог понять, был ли это вопрос или просто констатация факта.
На секунду Урии показалось, будто его гость уже догадался, о чем он собирается поведать.
— Да, — сказал старик. — Я был там.
— Расскажешь, что там с тобой случилось?
— Хорошо, — прошептал Урия, — но для начала надо еще выпить.
Они вернулись в ризницу. На сей раз Урия открыл другой ящик и выудил оттуда бутылку, в точности похожую на ту, из которой они пили прежде, но полупустую. Откровение опустился на стул, и Урия вновь услышал характерный скрип, хотя гость не казался таким уж тяжелым.
Откровение протянул кубок, но священник покачал головой:
— Нет, это слишком благородный напиток. Его полагается пить из бокалов.
Открыв комод, вырезанный из орехового дерева, Урия достал два пузатых хрустальных фужера и поставил их на заваленный бумагами и свитками стол. Затем он откупорил бутылку, и комнату наполнил чудесный пряный аромат, навевающий мысли о горных пастбищах, звенящих ручьях и тенистых лесах.
— Живая вода, — провозгласил Урия, отмеривая в каждый бокал по щедрой порции, а затем опустился на стул напротив Откровения.
Густой янтарный напиток оживил хрусталь золотыми отблесками.
— Наконец-то! — воскликнул Откровение, поднимая бокал. — Вот божественная суть, в которую я способен уверовать.
— Нет-нет! Еще рано, — остановил его Урия. — Позвольте ему немного подышать, это увеличит удовольствие. Слегка покачайте бокал. Видите капли, оставшиеся на внутренних стенках? Их называют слезами, и если они стекают медленно и сильно вытягиваются, то можно быть уверенным, что напиток обладает должной крепостью и насыщенным ароматом.
— Ну а теперь-то можно пить?
— Проявите терпение, — сказал Урия. — Теперь осторожно понюхайте его. Чувствуете? Букет прямо набрасывается на тебя и возбуждает чувства. Насладитесь мгновением и позвольте напитку поведать о тех местах, где он был рожден.
Прикрыв глаза, священник покачал бокал с золотистой жидкостью и был подхвачен волнами пьянящего аромата давно забытых времен. Насыщенный медовый запах щекотал его ноздри, пробуждая к жизни такие ощущения, каких Урия никогда на самом деле не испытывал: пробежка на закате по диколесью, поросшему терном и вереском; дым очага в деревянном доме с соломенной крышей и стенами, украшенными щитами. И над всем этим поднималось ощущение союза гордости и традиций, наложивших свой отпечаток на каждый тон благородного напитка.