Легенды народного сказителя
Шрифт:
– А что же делать дальше? – спросил Амелум.
Лисонька-Лиса усмехнулась и ответила:
– А дальше вот что. Мы с тобой придем под ее хейвун и будем смотреть, как она, глядя в свою волшебную воду, будет злиться.
Как решили, так и сделали. Пришли темной ночью Лисонька-Лиса и Амелум под хейвун жестокой Дерд-Мурджан и стали ждать, что же будет она теперь делать.
Долго стояли они внизу и ожидали, что же будет дальше. И вдруг до них донеслись крики самой Дерд-Мурджан.
– Ничего не видно... Эта вода не из нашего бассейна... Что случилось? –
– Вот бы увидеть своими глазами, как она беснуется, – сказал Амелум.
Лисонька-Лиса усмехнулась, посмотрела уголками своих хитрых глаз на Амелума и ответила:
– Это можно. На тебе кукурузное зерно... Посади его под балконом.
Амелум взял зерно, посадил и с удивлением посмотрел на Лисоньку-Лису. Та три раза плюнула, дунула на то место, где только что посадили зерно, и на этом месте тут же до самого хейвуна вырос толстый кукурузный стебель с несколькими огромными початками.
– Влезай по нему, спрячься в початке и смотри себе сколько хочешь... Я тебе больше не нужна... До скорой встречи в нашем лесу.
Сказала так Лисонька-Лиса и убежала. А Амелум спрятался в кукурузном початке и стал смотреть через открытую дверь в комнату Дерд-Мурджан. Отсюда ему было видно все: вот, путаясь ногами в полах халата, вбежала в комнату служанка и, дрожа от страха перед гневом госпожи, передала в который раз чашу с водой.
– Из самой глубины бассейна зачерпнула, – волнуясь, говорила она.
И видит Амелум, как Дерд-Мурджан со всем усердием уставилась в чашу с водой в надежде что-то увидеть, разглядеть в ней. Долго смотрела она, не моргая, не дыша, но вода больше ничего не отражала. Сильно разгневалась дочь Хун-хур-падишаха и, выплеснув из чаши воду, гневно кликнула служанку. И когда та прибежала и хотела броситься в ноги повелительнице, Дерд-Мурджан ударила бедную девушку по голове тяжелой чашей и оглушила ее.
Увидев это, в комнату вбежали сразу семь служанок, пали ниц у ног своей госпожи и со страхом в голосе все вместе воскликнули:
– Да быть нам твоей жертвой, госпожа, но что нам делать? Вода в бассейне уже не волшебная.
Не стала дочь Хун-хур-падишаха более слушать оправданий своих служанок, приказала каждой из них принести из бассейна по чаше воды. Мигом исполнили они ее приказ. Смотрит она в одну чашу -ничего в воде не отражается. Смотрит во вторую – то же самое. Смотрит в третью – тоже ничего не видно... Во все чаши посмотрела, но ничего не смогла в них рассмотреть.
– Измена! – в бешенстве крикнула она и бегом помчалась к волшебному бассейну. Стража, увидав разгневанную дочь Хун-хур-падишаха, тут же расступилась перед ней. Она зачерпнула чашей воду и так же быстро вернулась в свою комнату. Стала она снова смотреть в чашу, но так ничего и не увидела. Поняла она, что кто-то и вправду лишил воду в бассейне волшебной силы. Она в ярости выскочила на хейвун
– Палачи!.. Сюда!.. Сюда!..
Палачи строем выстроились под балконом и хором по команде ответили:
– Приказывай, красавица!
– Отсеките головы всем охранникам моего волшебного бассейна... Они предатели! – властно крикнула она, указывая на испуганную стражу.
Палачи все разом обнажили свои кривые мечи и, приблизившись к дрожащим от ужаса охранникам, отвели их до исполнения приговора в зиндан.
Дерд-Мурджан вбежала в свои покои, трясясь от злости, схватилась руками за голову и свалилась обессиленная на тахту. Ей было дурно, и она чувствовала себя так, будто кто-то ее поколотил палками. Она плакала навзрыд, горюя о своем поражении.
Но время близилось к ночи, и жестокая красавица должна была смириться с поражением и выполнить свое обещание: стать женой того, кто победил ее.
Наконец, со слезами обиды на глазах, она сказала:
– Выходи, юноша, из своего укрытия. Ты выиграл, и я согласна быть твоей женой.
А Амелуму того и надо было.
– Красавица, я не выйду из своего укрытия до тех пор, пока ты не позовешь отца своего и его советников. Они должны видеть, как ты вынуждена будешь написать о том, что ты проиграла мне и потому согласна стать верной и любящей женой, – сказал Амелум.
Ничего не оставалось делать Дерд-Мурджан; она позвала отца и его советников и, поведав им о своем поражении, подписала договор, где подтверждалось, что она согласна стать верной и любящей женой юноши, сумевшего спрятаться от нее.
– О, юноша, я от усталости даже забыла, как зовут тебя. Скажи мне свое имя, я запишу его в договор, – учтиво сказала Дерд-Мурджан.
И вот тут-то Амелум назвал имя, но не свое, а имя своего друга Мушнадара. Вписала Дерд-Мурджан в договор это имя и сказала:
– Выходи теперь, юноша, из своего укрытия. Я твоя, а ты мой.
– О нет, красавица, я не могу верить договору без печати и подписи отца твоего, – сказал Амелум.
Попросила дочь отца своего поставить на договор печать и подпись. Сказано – сделано: поставил Хун-хур-падишах печать и подпись, передал дочери договор и в сопровождении советников удалился в свои покои. А дочь, держа в руках договор, говорит:
– Все сделано, как ты пожелал. Выходи!
А Амелум ей и говорит:
– Сверни договор в свиток и брось мне с хейвуна, чтобы я мог своими глазами видеть.
Свернула Дерд-Мурджан договор и бросила вниз, а Амелум схватил свиток и со всех ног пустился к караван-сараю, где в это время пребывал его друг Мушнадар. Вбежал он в караван-сарай, крепко обнял Мушнадара и передал ему договор.
– Поздравляю! – сказал Амелум другу. – Теперь ты законный жених красавицы Дерд-Мурджан... Спеши к невесте... Теперь она, похоже, подобрела и готова быть покорной женой своего мужа.
Прочел Мушнадар, не поверил, вновь стал читать договор, где написано, что отныне она, дочь Хун-хур-падишаха, обещает быть верной женой того, кто смог укротить в ней жестокий характер.