Легенды о проклятых 2. Непрощенная

Соболева Ульяна

Волк пел свою жуткую песню, а я плакала и сжимала пальцы все сильнее, прислонившись щекой к ледяным ставням. Боль постепенно отпускала, а потом…потом я впервые почувствовала, как пошевелился наш ребенок. Это было непередаваемое ощущение мучительного счастья с отчаянной тоской от того что его отец так и не ощутит своей рукой эти слабые толчки, а возможно так и не узнает о его существовании. С этой ночи я надеялась, что Рейн найдет меня. Он ведь уже так близко. Я мысленно звала его, видела во сне, бредила им в моменты приступов. Каждый день становился невыносимей другого, потому что надежда таяла и превращалась в пыль. Он меня не найдет. А может быть и не искал вовсе. Я его предала. Теперь Рейн свободен и проливает реки крови, оставляя за собой лес мертвецов. 

На рынке болтали всякое, люди приносили последние новости о захвате новых земель и о том, как далеко зашел проклятый Валлассар. Все искренне надеялись, что войско Даала не дойдет до Нахадаса. Другие говорили, что нас защитит Иллин ведь мы находимся у подножия его Храма, а третьи кричали, что скоро все мы будем сожжены самим Сананом в железной маске, а Од Первый покинул эти места и перебрался на Юг. Он отдал нас на растерзание захватчикам, а сам трусливо сбежал. Голод пришел уже во все окрестные деревни, а вместе с ним и оспа. После новости о том, что валлассары взяли Лурд становилось все хуже. Армия Рейна отсекла весь север Лассара от центра, перекрывала торговые пути, выжигала целые города и деревни. Нахадас отрезало от главной дороги около месяца назад. Вместе с ним и Жанар. Постепенно начали пропадать те или иные товары на рынке, все реже продавалось мясо. Люди начали запасаться для себя. Рынок опустел. Кое-где еще торговали пивом, дамасом и другими продуктами, но все чаще на рынок выносили одежду и меняли на муку и на хлеб. Золото начало обесцениваться. Так как мы были ближе всего к Нахадасу у нас все еще было продовольствие. К нам ринулись из соседних деревень, но Жанар отказался принимать людей, собрали местный дозор и оцепили город от беглых. Люди боялись заражения оспой или чумой, новые эпидемии начали вспыхивать все чаще и чаще. На окраине деревни уже умерли несколько человек. Люди в спешке покидали дома и двигались в сторону самого Жанара. Герта сказала, что скоро и мы перестанем продавать хлеб, что мука понадобится нам самим. Сколько времени продлится голод неизвестно. Я все еще тянула тележку на рынок и теперь меняла хлеб на солонину или сахар. Бывало раздавала остатки детишкам. Люди начали драться за сухари и даже за крошки. Становилось опасно ездить самой в город и возить туда выпечку. Теперь за самую сухую булку могли и убить.

В город приехал астран из Храма. Отпевать усопших и произнести молитвы над заболевшими. Улицы города опустели. Я возвращалась домой, когда мне преградил дорогу один из местных дозорных.

– Эй, ты! Хлеба нам дай. Да поживее. Люди с голоду умирают, а она торгашка на этом деньги зарабатывает.

– Я меняю хлеб на мясо. Не торгую. У меня уже ничего нет.

Он засмеялся и повернулся к своим дружкам.

– У нее ничего нет. Но ты же меняла хлеб на мясо? Отдавай нам мясо. Теперь вы будете нас кормить, чтобы мы защищали город от зараженных и от мародерства.

– Разве? А то что делаете сейчас вы на что похоже? Дайте мне проехать. Если смотритель примет решение отдавать часть еды вам, то мы это сделаем.

Но они преградили мне путь и теперь самый главный из них осматривал меня с ног до головы.

– Вдовушка из Талладаса? Не знал, что там водятся такие красотки. Может договоримся – ты дашь нам немного тепла и ласки, а взамен мы не тронем твою тележку?

Я попятилась назад, оглядываясь по сторонам. Ни души. Я одна на пустынной улице в домах кое-где горит свет, но никто не выйдет. Дозор теперь стал местной властью. Люди не захотят связываться с вооруженными головорезами.

– Тепло и ласку тебе даст дома твоя жена. Пошел вон с дороги.

Они окружили меня и толкали в плечо то к одному, то к другому. Я пыталась успокоиться, пыталась думать, что сказать им, а вместо этого внутри поднималась волна бешеной ярости, она зарождалась где-то в районе позвоночника и огненными ответвлениями растекалась по телу. Один из мужиков дернул на мне накидку.

– Ты ба! Да она брюхатая.

– Ну и что? Какая разница? Ты ж не младенца трахать собрался, а ее. Неужто свою бабу брюхатой не трахал? Смотри красотка какая. Сочная, мягкая.

Не знал бы что талладаская торговка мог бы решить, что сама велиара. Кожа белая какая и зубы ровные, а пахнет, - он потянул носом возле моих волос, а потом толкнул меня в снег и в этот момент я сдернула перчатку, схватив его за руку. От дикой боли его глаза округлились и лишь потом он заорал. Никто не понял от чего, а мужик сунул руку в снег с воплем:

– Сука она меня обожгла. Руками! Это ведьма, братцы! О Иллин! На ней одежда горит, а она не чувствует! Ведьма! Ведьма!

Я медленно поднялась со снега и посмотрела на подол юбки, как та занялась пламенем вместе с манжетами. Сбросила с себя накидку в снег.

– Эй! Люди! Выходите! Среди нас шеана! Вот почему мы голодаем! Выходите все!

И тогда я побежала, придерживая живот руками. Вот и все. Это кончилось слишком быстро. Мой покой в Жанаре подошел к концу. Нужно убираться оттуда.

Я оглядывалась назад и видела, как толпа становится все больше, они бегут следом с криками и улюлюканьем. Как и полгода назад, когда я только приехала в Жанар. Нужно успеть предупредить Герту. Нужно успеть убежать.

Заслышав шум люди выходили из домов, а завидев меня, бегущую от толпы сначала впадали в ступор и лишь потом заслышав выкрики людей о том, чтобы держали ведьму бросались следом за мной. Бежать было все тяжелее, я спотыкалась и падала, снова вставала. Косынка слезла с головы и по лицу стекала краска. Когда я упала в очередной раз меня схватили за ноги и потащили.

– Разводите костер. Сожжем её прямо сейчас и тогда Иллин пощадит нас и даст нам хлеб.

– За что девку травите? – крикнул кто-то.

– Шеана она! Обжигает прикосновением! Мне всю кисть сожгла. Не веришь – тронь проклятую.

Самые смелые подходили, чтобы коснуться моих рук или лица и с воплем отнимали руки, осеняя себя звездами и пятясь назад.

– И правда шеана.

– Не шеана, а ниада, - послышался чей-то голос и толпа стихла.