Легенды отечественного хоккея
Шрифт:
В сезоне 1964/1965 ЦСКА снова стал чемпионом страны. И вот здесь Фирсов впервые вошел в список лучших бомбардиров турнира, заняв 10-е место с 21 забитой шайбой. Причем почти половина этих шайб была забита Фирсовым после мощных щелчков. Отметим, что именно этот хоккеист стал первым в советском хоккее использовать это эффективное и эффектное средство атаки. Вот как об этом вспоминает Евгений Зимин:
«Анатолий Фирсов прекрасно выполнял щелчок по шайбе не только с места, но и с ходу, и тут бросок получался еще сильнее, ибо силу удара увеличивала еще скорость движения игрока. Щелчки Фирсова прямо-таки нагоняли страх на вратарей, а на трибунах вызывали восхищение…»
Заметим, что «коньком» Фирсова был не только щелчок, но и кистевой бросок. Вот как сам хоккеист вспоминал
«Такой прием атаки ворот, как щелчок, я освоил в юношеской команде «Спартака», где играл центральным нападающим. С успехом обстреливал цель по центру поля. Но потом меня пригласили в команду мастеров и переквалифицировали в крайнего форварда. Тут я заметил, что мой прежде надежный щелчок успеха почти не приносит. Пока я замахивался для удара под острым углом к цели, вратарь перемещался в ближний угол и наглухо прикрывал весь створ ворот. Шайбе просто негде было проскользнуть в сетку.
Помог мне тогда тренер Анатолий Владимирович Тарасов. Объяснил, что бомбардиру мало одного, хоть и сильного, но прямолинейного, наподобие меча, оружия атаки — щелчка. Нужен еще гибкий, как шпага, и коварный, как кинжал, кистевой бросок. Им можно неожиданно, скрытно нанести укол голкиперу, не оставив ему времени подготовиться к защите уязвимой точки ворот.
Анатолий Владимирович показал мне кистевой бросок и подсказал, как его освоить. Часами стучал я шайбой о деревянный борт. Признаюсь, вначале даже чувствовал себя обиженным: играешь в команде мастеров, а тебя учат, как новичка. Но обида довольно быстро исчезла: кистевой бросок пришелся мне по душе. И только пожалел, что поздно — с 20 лет — начал его разучивать…»
Кстати, кистевой бросок у Фирсова хорошо получался потому, что он первым из наших хоккеистов стал загибать крюк у своей клюшки. По его же словам:
«Все смеялись поначалу: ну что за ерунда, клюшки гнуть! Я решил попробовать. Смотрю, действительно бросок сильнее и точнее. На первых порах Тарасов запрещал играть такими клюшками. Считал, что ухудшается бросок, как его называют, с «лопаты». Потом разрешил: сначала только мне, а потом и остальным. Но я, должен сказать, никогда не загибал крюк слишком сильно, иначе обводка страдала…»
И вновь послушаем воспоминания Зимина:
«Шелчок — не единственный игровой козырь Фирсова. Он искусно выполнял любые приемы на льду, причем каждый — оригинально, по-своему. Анатолий освоил целый набор обманных движений и, сходясь с защитником, всякий раз обыгрывал того по-иному. Ну как было защитнику приспособиться к хитрому, ловкому, быстрому форварду?
Фирсов постоянно вносил в игру новые идеи. Умышленная временная потеря шайбы с последующим ее возвращением, перевод шайбы между коньками себе за спину с разворотом и немедленным броском по цели, финт «клюшка-конек-клюшка», ложный замах на бросок по воротам, имитация передачи с внезапным для соперника ускорением дриблинга — вот далеко не полный перечень тех приемов, которые Фирсов либо придумал сам, либо у кого-то подсмотрел и затем, усовершенствовав, освоил. Некоторые из его фирменных финтов настолько сложны для выполнения, что мало кому еще удалось их освоить. В частности, прием обводки «клюшка-конек-клюшка»…
Когда я на площадке оказывался лицом к лицу с Фирсовым, а мы эпизодически опекали друг друга, то постоянно ожидал подвоха: какой хитрый ход он выдумает? А уж если мне самому удавалось обыграть знаменитого маэстро, то чувствовал неописуемый восторг — примерно такой же, какой должен был почувствовать футболист, обыгравший самого Пеле.
Вспоминая и анализируя игру Фирсова, я не нахожу в ней недостатков. Он был образцом во всем: в техническом мастерстве, тактической мудрости, физической подготовленности, в моральной чистоте и волевой закалке, в самоотверженности, мужестве, преданности коллективу, игре…»
В марте 1965 года Фирсов в составе сборной СССР завоевал золото чемпионата мира. На том турнире (он проходил в Финляндии) он забил 5 шайб и сделал 4 голевые передачи. Играл Фирсов в одном звене с Леонидом Волковым и Виктором Якушевым (их тройка забила 13 шайб из 51-й, забитой сборной СССР).
Между
На чемпионате мира в Любляне, где сборная СССР опять завоевала золото, тройка Фирсов — Полупанов — Викулов забросила всего 8 шайб (Фирсов — 3, Полупанов — 1, Викулов — 4). Причем Фирсов мог забить и больше, однако намеренно все свои силы бросил на помощь своим молодым партнерам в ущерб собственной результативности. Анатолий Тарасов об этом потом напишет следующее:
«В Любляне Фирсов играл хуже, чем обычно, и только потому, что главным для него в те дни была помощь молодым…»
Сам Фирсов в своей книге «Зажечь победы свет» (1973) признавался: «Мне, право же, неловко читать бесконечные упоминания о моем вкладе в становление молодого звена. Неловко, потому что мои юные партнеры дали мне не меньше, чем я им. И я имею в виду сейчас не только то, что молодые хоккеисты приносят с собой что-то новое — в технике, в тактике, в игровой манере, чего не было у прежних партнеров. Я говорю прежде всего о том, что с приходом Викулова и Полупанова иным стало мое отношение к спорту, к самому себе. На первых порах я не очень надеялся (хотя к тому не было оснований) на помощь дебютантов и потому вдвойне, втройне серьезнее и основательнее готовился к матчам. И в конце концов привык к новым нагрузкам, к иному ритму спортивной жизни, к иному отношению к игре, и хотя ребята выросли, окрепли, стали знаменитыми чемпионами, я иначе относиться к матчу, к хоккею уже не мог».
На следующем чемпионате мира в Вене в 1967 году это же звено стало лучшим на турнире, забросив 28 шайб (Фирсов — 11, Полупанов — 11, Викулов — 6).
В решающем матче с канадцами (27 марта 1967 года) именно шайба Фирсова сравняла счет (1:1), после чего Старшинов забил еще одну шайбу, которая стала победной. Вот как об этом вспоминал сам А. Фирсов:
«Тогда я, помню, задержался на льду. Тарасов аж голос сорвал: «На смену, на смену!» И я из последних сил вдоль синей линии канадцев со своего левого, дальнего от скамейки края покатил на смену. — Подъехал к борту, и тут откуда ни возьмись шайба: в сердцах, как можно сильнее, не глядя, конечно, бросил ее в сторону ворот Мартина и полез через бортик… А дальше началось такое! Слава Старшинов, Боря Майоров опрокинули меня на лед, я оказался под грудой тел товарищей. Гол! Как потом рассказывали ребята, один из канадских защитников хотел поймать брошенную мной шайбу, но только слегка задел ее, и она, изменив направление, прошмыгнула в сетку мимо опешившего от такой неожиданности и не успевшего среагировать повторно Мартина…»
Вспоминает Анатолий Тарасов: «Видимо, со мной согласятся, если я скажу, что Фирсов-1967 — это непревзойденная звезда. На нашем старом континенте равных Фирсову сыскать было трудно. Во всяком случае, на турнире в Вене журналисты всех стран проявили редкое единодушие — 121 из 122 корреспондентов, ответивших на анкету, назвали Анатолия лучшим хоккеистом мирового чемпионата…»
На чемпионате СССР сезона 1966/1967 Фирсов снова вошел в число лучших бомбардиров, заняв 2-е место с 41 забитой шайбой. Его партнеры шли следом: Полупанов расположился на 3-м месте (39 шайб), Викулов — на 9-м (27 шайб). Всего на это звено выпало в том турнире 107 шайб. Хотя ЦСКА в том году уступил чемпионское звание своему вечному конкуренту — столичному «Спартаку» (поэтому и звание лучшего бомбардира досталось Вячеславу Старшинову, который забил 47 шайб).