Легенды Западного побережья (сборник)
Шрифт:
— Иораттх примерно в таких словах это и изложил, — сказал Оррек. — Очевидно, новый правитель интересовался мнением нашего ганда на сей счет, зная, что он все эти годы прожил здесь, среди язычников. А меня Иораттх, похоже, считает лицом незаинтересованным, этаким беспристрастным наблюдателем. Но почему? И с какой стати он вздумал делиться своими сомнениями именно со мной? Я-то ведь тоже язычник, черт побери!
— Потому что ты поэт, — сказал Лорд-Хранитель. — А поэт для альдов — все равно что провидец, изрекающий истину.
— А может, ему просто поговорить больше не с кем? — предположила Грай. — А ты — считает он тебя провидцем или нет — слушать, безусловно, умеешь.
— Ага, и молчать тоже, — хмыкнул Оррек. — Да и что я, собственно, могу ему на это
— Я, конечно, не знаю, что ты мог бы ответить Иораттху, — сказал Лорд-Хранитель, — но, возможно, то немногое, что знаю о нем я, сумеет как-то помочь тебе. Во-первых, он взял себе в наложницы одну рабыню, но, по слухам, обращается с ней весьма достойно. Ее зовут Тирио Актамо. Она — дочь одного из знатнейших семейств Ансула. Я ее очень давно и хорошо знаю. До вторжения это была одна из самых красивых девушек на свете; к тому же она очень умна и энергична. Теперь же я знаю о ней лишь то, что мне рассказывают люди, знакомые со слугами ганда. Если верить слухам, которые доносятся из дворца, Иораттх почитает Тирио как собственную жену, и она имеет на него огромное влияние.
— Как бы мне хотелось поговорить с ней! — воскликнула Грай.
— И мне тоже, — сказал Лорд-Хранитель, и печальный голос его чуть дрогнул. Справившись с собой, он снова заговорил: — Второе не менее важно: Иддор — сын ганда от одной из его жен, оставшихся в Асударе; говорят, что Тирио Актамо он ненавидит. Впрочем, он, похоже, и отца своего ненавидит не меньше.
— Да, он без конца дерзит ему, всячески над ним насмехается и вообще ведет себя весьма вызывающе, — подтвердил Оррек. — Но, по-моему, ослушаться его все же не смеет.
Лорд-Хранитель некоторое время молчал, потом встал, подошел к алтарю, остановился перед ним и негромко сказал:
— О благословенные духи моего дома, помогите мне говорить правду! — Он поклонился, почтительно коснулся потертого края алтаря, еще немного постоял перед ним и вернулся к нам. Но не сел, а так и заговорил, стоя, возвышаясь над нами: — Это ведь именно Иддор и жрецы привели сюда армию в поисках Пасти Ночи. Это они подвергли пыткам обитателей Галваманда, надеясь заставить их показать вход в ту пещеру, или погреб, или какое-то иное «нечистое» место, где якобы Пасть Ночи и находится. Некоторые так и умерли под пыткой… Меня они, впрочем, оставили в живых, возлагая на меня… — Тут он на мгновение запнулся, но почти сразу продолжил: — На меня они возлагали самую большую надежду, поскольку были уверены, что я — колдун. То есть, точнее, тоже жрец, но, в их представлении, жрец неправильный, ибо служу тому, кого они считают главным врагом Аттха, антибогом, дьяволом. Но я не смог сообщить им то, что им так хотелось узнать. Сама Энну запечатала мне уста своей ладонью и не позволила мне солгать. А Сампа сделал так, что язык мой онемел и не дал мне сказать правду. Все души моих предков, все тени Галваманда сошлись и плотным кольцом окружили меня. И жрецы это поняли. И очень испугались. Они боялись меня, даже когда… Нет, боялись они не меня. Их испугала та святость, что снизошла на меня. Они боялись того благословения, которым одарили меня души моих предков и боги моего дома, моего города, моей страны…
Через какое-то время жрецы отказались иметь со мной дело, так что единственным, кто продолжал меня допрашивать, был сам Иддор. Он, по-моему, тоже меня боялся, но весьма гордился собственной смелостью, поскольку считал меня великим колдуном и тем не менее мог делать со мной все, что хотел. Я служил доказательством его могущества, одновременно являясь игрушкой для его жестоких забав. Я был просто вынужден все время его слушать, а он все говорил и говорил, все объяснял мне что-то, без конца повторяя одно и то же: как он заставит того демона, что захватил мою душу, выйти наружу и рассказать ему, где найти Пасть Ночи. И как только этот демон выйдет и заговорит, мне наконец разрешат спокойно умереть. Впрочем, вместе со мной умрет и все зло, и на земле воцарится праведность, а он, Иддор, будет восседать на троне ганда всех гандов и «пламенеть во славе». Он все продолжал внушать мне
За все это время Лорд-Хранитель так и не присел ни разу, а потом снова подошел к алтарю и застыл возле него, положив руки на край ниши. Я слышала, как он шепотом благословляет Энну и богов нашего дома. Постояв там, он снова вернулся к нам и продолжил свой рассказ:
— За все то время, что я был пленником Иддора, отца его я не видел ни разу. Иораттх явно старался держаться подальше от тюремных камер и никогда не участвовал в охоте на ведьм. Иддор постоянно жаловался мне на отца, всячески его поносил, называл нечестивцем и упрекал за то, что он с презрением относится к жрецам и пророчествам и пренебрегает высочайшим повелением ганда всех гандов непременно отыскать Пасть Ночи. «Я покорен моему богу и моему повелителю, а мой отец покоряться им не желает», — возмущался Иддор. В конце концов — то ли по приказу Иораттха, то ли еще по какой-то причине — меня отпустили. Постепенно увяла и охота за демонами, прячущимися в потайных пещерах. Хотя время от времени Иддор или жрецы все же поднимали панику, обнаружив, например, какую-нибудь «зловредную» книгу и требуя ее немедленно уничтожить или очередного «книгочея», которого следовало подвергнуть пытке. Иораттх позволял им все это делать, но, по-моему, просто для того, чтобы как-то умилостивить ганда всех гандов и дать ему понять, что поиски вселенского зла продолжаются. Ему приходилось действовать осторожно — ведь его сын принадлежал к сторонникам и защитникам основной политической доктрины Асудара, тогда как сам он, Иораттх, ее, похоже, совсем не разделял.
Но теперь, мне думается, новый правитель может стать союзником Иораттха, ибо разделяет его взгляды, и в таком случае власть, которой до сих пор обладали Иддор и жрецы, существенно уменьшится. Что вполне может привести к весьма опасным последствиям.
Лорд-Хранитель наконец снова сел. Хотя рассказывать о пережитом ему явно было нелегко, но взволнованным он не выглядел — скорее, пожалуй, усталым и помрачневшим. Он обвел нас глазами, и лицо его сразу смягчилось, просветлело, словно он, вернувшись из странствий, снова увидел тех, кого любит.
— Опасным, потому что… — начала Грай, и Оррек завершил ее вопрос:
— … Иддор, видя, как быстро он и его сторонники теряют власть, может попытаться вернуть эту власть силой?
Лорд-Хранитель кивнул.
— Интересно было бы знать, чего хотят их воины, — сказал он. — У меня нет ни малейших сомнений, что больше всего им хотелось бы вернуться в Асудар. Но и жрецов своих они уважают. Если Иддор все же бросит вызов отцу, а жрецы окажутся на стороне Иддора, то на чьей стороне окажется армия?
— Мы могли бы послушать, что на сей счет говорят во дворце, — сказала Грай и посмотрела на меня знаю уж почему.
— Существует и еще один опасный момент, а может, как раз сулящий надежду, а может, и то и другое, — сказал Лорд-Хранитель. — Как раз об этом я и хотел с вами поговорить, но прошу вас сохранить в тайне то, что вы сейчас узнаете. В Ансуле существует группа людей, которые надеются поднять мятеж против альдов. Они давно уже вынашивают план вооруженного восстания. Мне об этом известно от моих друзей. Сам я участия в построении этих планов не принимаю; я даже толком не знаю, достаточно ли эта группировка сильна. Но она существует. И узнав, что во дворце тоже идет нешуточная политическая борьба, мятежники вполне могут попытаться перейти к реальным действиям.
Так вот о чем с ним беседовал Дезак! — догадалась я. Вот почему меня всегда отсылали прочь, если я случайно заставала его у Лорда-Хранителя. И в душе моей поднялась волна гнева. Почему мне нельзя было послушать, что они говорят о грядущем мятеже? О том, как люди наконец-то с оружием в руках восстанут против альдов и прогонят их из Ансула? Неужели Дезак думал, что я испугаюсь? Или стану повсюду болтать об этом, как глупая малолетка? Неужели он думал, что если у меня на голове «кучерявый баран», так я и народ свой способна предать?