Легион
Шрифт:
– Ты чего тут колдуешь? Пытаешься основать тайный орден священников?
– Я прикидываюсь невидимкой.
– Плохо тебе это удается, – чистосердечно признался Киндерман. Он протянул руку и пальцами коснулся Дайера. – Вот видишь, а это твоя рука.
– Да, лейтенант, с тобой действительно не соскучишься.
– Да ты сам смешной.
– Я не шучу.
– Этот придурок, – удрученно заметил Киндерман, – испортил все удовольствие от фильма.
– Но ты же его видел, наверное, раз десять.
– И еще столько же посмотрю. С меня не убудет. – Киндерман взял священника под руку, и
– Это полфильма-то?
– Я прекрасно помню, что там дальше. – Дайер неожиданно остановился.
– Билл, ты плоховато выглядишь. У тебя какое-то сложное дело?
– Да так, не очень.
– Нет, ты просто подавлен, – не унимался Дайер.
– Со мной все в порядке. А как у тебя?
– И со мной все в порядке.
– Лжешь.
– Так же, как и ты, – согласился Дайер.
– Вот это верно.
Дайер озабоченно посмотрел на следователя. Его друг и в самом деле выглядел изможденно. Видимо, в городе произошло что-то из ряда вон выходящее.
– Ты очень устал, – продолжал Дайер. – Почему бы тебе не пойти сейчас домой и чуточку не вздремнуть?
«Ну вот, не хватало, чтобы не я, а он заботился бы обо мне», – подумал Киндерман, а вслух произнес: – Нет, домой мне никак нельзя. Там карп.
– Ты, кажется, сказал «карп»?
– Именно «карп», – подтвердил Киндерман.
– Ну да, я и говорю «карп».
Киндерман вплотную приблизился к Дайеру. Его физиономия оказалась всего в дюйме от лица священника. Киндерман уставился на Дайера и, немного помолчав, начал так:
– Понимаешь, к нам в гости приехала мать моей жены. Та самая, что считает, будто я связался с дурными людьми, и вообще я напоминаю ей Аль Капоне Она таскает дочке подарки – что-то вроде «Кибуц номер пять» – это самые изысканные и неповторимые израильские духи. Вплоть до своего оригинального названия. Да и прочую ерунду. Зовут ее Ширли. Теперь, я думаю, ты ее легко себе представишь. Ну и чудненько. Так вот, в ближайшее время она собирается приготовить нам карпа. Это очень вкусная рыба. И я нисколько не против. Но, так как считается, что эта рыбешка не вполне чистая, Ширли купила ее живой и, не долго думая, выпустила в ванну, где та отмокает вот уже третьи сутки. Мы сейчас с тобой разговариваем, а она плавает себе в моей ванне. Туда-сюда. Туда-сюда. И изгоняет из себя яды. А я ее ненавижу. Да вот еще что, отец Джо, вы ведь стоите вплотную ко мне, верно? И, наверное, заметили, что я несколько дней не мылся. Три дня, если быть точным. И все из-за этого карпа. Поэтому я теперь ни за что не пойду домой, пока он не заснет. Если я увижу, что он там опять плещется, я не выдержу и прикончу его.
Дайер не смог удержаться от смеха, слушая этот рассказ.
«Лучше. Уже лучше», – подумал Киндерман, а вслух произнес: – Ну, давай решай, куда мы завалимся: в «Клайд», «Скотт» или в «Могилку».
– Ну уж нет, давай лучше в ресторанчик к Билли Мартину.
– Только не надо ничего усложнять. Я уже заказал столик на двоих в «Клайде».
– Пусть будет «Клайд».
– Ты знаешь, я почему-то так и подумал, что ты выберешь именно «Клайд».
– Я и выбрал.
Они ускорили шаг, стараясь не вспоминать о той страшной ночи.
Аткинс сидел за своим столом и беспомощно хлопал ресницами. Он решил было, что не совсем понял сказанное или же сам что-то неверно сформулировал, давая задание в лабораторию. Сержант попросил еще раз повторить результаты исследований. С замирающим от волнения сердцем он вцепился в телефонную трубку. И снова услышал те же слова.
– Да, понимаю... Да, спасибо, – еле слышно пробормотал Аткинс. – Большое спасибо.
Он повесил трубку. В своем крохотном кабинетике без окон Аткинс отчетливо слышал собственное дыхание. Отодвинув настольную лампу, яркий свет которой раздражал глаза, сержант скользнул взглядом по своей руке. Ногти и кончики пальцев побелели. Аткинса охватил ужас.
Киндерман расчистил пространство на столе для жареного картофеля, который им только что принесла очаровательная темноволосая официантка.
– О, благодарю вас. – Она поставила тарелку на освободившееся место как раз между Киндерманом и Дайером. – Три кусочка хватит?
– Да мне и двух вполне достаточно.
– Еще кофе?
– Нет, не надо, мисс, спасибо. – Следователь взглянул на Дайера. – А тебе? Как насчет седьмой порции?
– Нет, спасибо, – отказался тот, опустив вилку рядом с тарелкой, на которой высился гигантский кусище омлета под кокосовым соусом. Дайер потянулся к пачке сигарет, лежащих здесь же, на бело-голубой скатерти.
– Сейчас я принесу вам помидоры, – пообещала официантка. И, улыбнувшись, направилась в кухню. Киндерман посмотрел на тарелку Дайера.
– Ты не ешь, почему? Тебе что, плохо?
– Это блюдо слишком острое, – констатировал священник.
– Слишком острое? А мне показалось, что ты макал сладкое печенье в горчицу. Видимо, ты плохо себе представляешь, что такое на самом деле «острое и неудобоваримое блюдо». – Лейтенант отковырял своей вилкой небольшой кусочек омлета. Попробовав его, он отложил вилку. – Да, похоже, именно такое блюдо ты и заказал.
– Возвратимся к нашему фильму, – переменил тему Дайер, выпуская клубы голубоватого сигаретного дыма.
– Он входит в десятку моих самых любимых фильмов, – заявил Киндерман. – А какие ваши любимые, святой отец? Может, назовешь хотя бы пяток?
– Мои уста скреплены обетом молчания.
– Однако ты позволяешь себе исключения. – Киндерман посолил жареный картофель. Дайер скромно пожал плечами:
– Пять – это слишком много. Да и чей могучий интеллект в состоянии перечислить аж пять наименований?
– Аткинса, – не задумываясь, ответил Киндерман. – Он может назвать все подряд: фильмы, бальные танцы, да что угодно. Спроси его об еретиках, и он тут же назовет тебе десяток в том порядке, в каком они ему больше нравятся. Аткинс – человек, который принимает молниеносные, может быть, даже чересчур поспешные решения. Однако это не страшно, ибо у него есть вкус и, как правило, он не ошибается.
– Да неужели? И какие же у него любимые фильмы?
– Первые пять?
– Первые пять.