Легионер. Книга вторая
Шрифт:
Но сколько их доедет живыми? Спрос, опять-таки, будет с него, с капитана…
Тем временем офицеры обошли все судно и поднялись на капитанский мостик. Сергей Ильич в целом был доволен состоянием «Нижнего Новгорода», его готовностью к дальнему плаванию, командой и профессионализмом старшего помощника. С количеством арестантов и окончательной датой выхода в море пока было неясно, и Кази решил раньше времени не волноваться. Оставалась, правда, еще одна проблемка: в четко-молодцеватых пояснениях Стронского и его ответах на все вопросы капитана еле заметно
– Роман Александрович, батенька мой, – капитан всем корпусом развернулся к Стронскому, – А скажите-ка мне: отчего это правление Общества вас мною наказало, так сказать? Чины у нас равные, ваш послужной список – вы уж простите, я интересовался – не короче моего, да и на «Нижнем» вы уже давненько – а на капитанскую вакансию меня назначили? Человека со стороны, можно сказать, а? Почему не вас, батенька? Как сами полагаете?
– Полагаю, что это компетенция правления Общества Добровольного Флота, – чуть помедлив, официально ответил Стронский. Но было заметно, что внутреннего напряжения у него поубавилось. – Обсуждать приказания начальства возможным не считаю.
– Разумеется, разумеется, батенька! Наверху всегда виднее, – Кази, вложив в последнее утверждение изрядную долю иронии, на лице сохранил серьезность. – Ну, а все-таки, Роман Александрович? По-товарищески – как полагаете?
– А тут и полагать нечего! – вздохнул Стронский. – Знаю причину своей неугодности, и сам в том виноват: не надо было поучать высокое начальство и писать рапорты о том, как должно организовать перевозку арестантов. Вот и получилось, что мои наблюдения во время первой арестантской «кругосветки» пошли вразрез с указаниями высокого начальства. И, к сожалению, не подтвердили его расчетов, о чем я и имел дерзкую неосторожность напомнить. А кому это понравится?
– Никому, батенька! – с пониманием вздохнул Кази. – Тем более, адмиралам нашим, которые последний раз выходили в море лет сорок назад… М-да… Надеюсь, вы понимаете, что я к своему назначению сюда никоим образом не причастен? И вам дороги не перебегал?
– Разумеется, господин капитан!
– Честно говоря, для меня, еще вчера военного моряка, сие назначение – тоже не подарок. Завершить послужной список капитанством на «арестантском» пароходе – тут, батенька, трижды подумаешь, вставлять ли командование «Нижним Новгородом» в свои будущие мемуары. Обидно-с! Всего-то трех месяцев и не хватало до почетной выслуги лет и отставки! Мог бы и в адмиралтействе это время перекантоваться – а вот поди-ка!
– Хм! «Морской телеграф», господин капитан, донес, меж тем, что не только я честными, но весьма опрометчивыми рапортами грешен, – принимая товарищеский тон разговора, Стронский чуть улыбнулся.
– И это уже разузнали? – подивился Кази. – Впрочем, какие на море секреты… Ладно, Роман Александрович, будем служить далее! Не адмиралам, чай, служим – русскому флоту! – посерьёзнев, Кази тут же поинтересовался: – Что слышно о сроках нашего
– Осмелюсь доложить – и не только вы, господин капитан! – кашлянул Стронский. – Погрузка явно идет через пень-колоду! Сюда, в Одессу, уже прибыл гражданский начальник острова Сахалин, князь Шаховской, заведывающий заключенными на острове по линии Министерства внутренних дел. Он возвращается на Сахалин из отпуска, и просил дать знать, когда вы прибудете и сочтете «Нижний» готовым к выходу в море. Так что, если позволите, я пошлю вестового к князю в гостиницу?
– Распоряжайтесь, батенька! Конечно!
Шел четвертый день погрузки арестантов на «Нижний Новгород». Этот крайне неспешный, по мнению капитана Кази, темп вызывал раздражение и у князя Шаховского, который в первые дни пытался успокоить Сергея Ильича. Но ускорить процесс он и сам не мог: ответственность за погрузку, согласно министерской разнарядке, несла тюремная администрация Одессы.
Князь Шаховской в свою каюту на «Нижнем» перебираться не спешил, благоразумно предпочитая проводить большую часть времени на берегу, в гостинице, и лишь время от времени заскакивал на пароход, чтобы без особой надежды поинтересоваться: как идут дела?
– Поймите, Сергей Ильич, – в который уж раз принимался он объяснять капитану. – Это на Сахалине я, как говорится, царь и бог! Брови нахмурил только – и народишко уж бегает как посолёный! А здесь, в Одессе, распорядительными правами обладает господин Закрайский! Да еще молодые эскулапы, привлеченные тюремным ведомством от земской больницы… Руки бы им поотрывал, ей-богу! За порядок же на дебаркадере отвечает штабс-капитан Особой конвойной службы Теньков – а это и вовсе по линии Жандармского управления. Сами видите – экая каша получается, Сергей Ильич!
– Не знаю, не знаю, батенька! – раздраженно шагал из угла в угол кают-компании капитан. – Простите, князь, но мне все же кажется, что, будь вы здесь неотлучно, погрузка шла бы куда быстрее. Иногда я чувствую себя словно в некоем казенном присутствии, где мздоимцы-чиновники просто выжимают из просителей подношения! Но там бы я, Бог уж с ними, дал бы – а здесь кому?! И предлагать, извините, страшно!
Капитан остановился у большого иллюминатора и несколько минут смотрел в него. Потом обернулся к присутствующим:
– Кстати о мундирах! Господа, полюбуйтесь на тех двух субъектов в статском и в котелках. Они здесь по причалу все время шныряют. Кто они? По какому ведомству? У них, меж тем, чрезвычайно многозначительный вид…
Князь с болезненным видом допил рюмку рома, выбрался из кресла и подошел к капитану. Старший помощник капитана Стронский, помедлив, присоединился к ним. Однако ни он, ни князь Шаховской, ни пароходный доктор Александр Симеонович Иванов, заскочивший в кают-компанию за какой-то надобностью, ведомственную принадлежность субъектов так и не определили.