Легионеры
Шрифт:
Он составил оперативное сообщение и согласно инструкции, разослал его по всем заинтересованным ведомствам. После этого тяжко вздохнув, поплелся осматривать место преступления и проводить первичные, связанные с сохранением следов и улик, следственные действия. Данное мероприятие, как и изрядно надоевший мороз, и те же самые лица, и смертельная скука настроения не добавляло. Но служба есть служба.
«Служил бы сейчас в уголовном розыске, — под скрип снега с тоской думалось ему. — Сидел бы в тепле, сочинял туфту про «службу дни и ночи» или душевно выпивал
Развлекая себя этими тягостными рассуждениями, он пришел на место преступления — в зековский, не отапливаемый туалет.
Окоченевший труп Данилы лежал в светлой куче дерьма и черной луже застывшей крови. Поза очень неестественная, какая-то вывернутая. Один человек с таким жилистым и хитрым воров вряд ли бы смог справиться. Но это пусть уже решают прокурор и следователи. Чтобы им было легче, до прибытия прокурорской группы, решил ничего не трогать и не убирать, чтобы была видна полная и ясная картина места преступления.
Старым фотоаппаратом ФЭДом, из разных точек, на всякий случай пощелкал картинки, уделяя особое внимание предполагаемым следам. Потом выставил охрану и чертыхаясь отправился в свой кабинет писать бумаги и дожидаться начальства.
Принимать решение очень не хотелось и не потому, что он боялся ответственности, вовсе нет. Просто ситуация была уж больно нетипичная.
По разноречивым донесениям осведомителей, ссоры, как таковой, между двумя коронованными ворами не было. Хотя один, подспудно обвинил другого в пристрастии к музыке исполняемой сладкоголосым гомосексуалистом. Но за пиковины не схватились и увечий друг другу не наносили. Мало того, сели перекинуться в картишки. Правда потом, этот второй, проиграл в карты общак зоны. Но было бы логичнее, если бы горло перерезали тому кто выиграл, а не проигравшему.
Конечно подозревать следовало в первую очередь заключенного Коломийца, по всему получалось, что у них проходила, скрытая от глаз непосвященных, борьба за верховное главенство, за место воровского начальника. До вчерашнего дня, никаких нареканий, кроме того, что жил он по воровским понятиям, «носил» черно-белый ромбик — перстень «отрицала» и входил в группу «стойких отрицал», в оперативной части не было.
Краймондович взял его личное дело и стал изучать.
С четырнадцати лет за решеткой. Пять судимостей. Дважды объявлял сухую голодовку, семнадцать раз — простую. Около двадцати раз помещался в штрафной изолятор. Из родни имелась только мать. Отца, как правило, у таких ребят в семьях не было, что достаточно типичное явление. Все как обычно. Склонен к побегу? Так у каждого «отрицала» на личном деле имелась такая полоса…
Что-то здесь для него не складывалось?
Он решил вызвать и детально допросить главного подозреваемого. Но до детального разговора по душам, под протокольную запись, дело не дошло. Должно быть — не судьба.
Телефон
Кабинетные начальники подавляя зевоту, с волнением слушали его сбивчивый рассказ, в виде служебного рапорта. На всякий случай, строгим голосом предупреждали его, что в случае чего, подразумевался бунт заключенных, головы ему не сносить.
Чтобы до него быстрее доходил смысл высказываний начальников, материли его с неимоверной силой.
Предлагали подослать подкрепление. Он пока отказывался.
Ближе к обеду, позвонил дежурный по управлению, сообщил приятное известие. В колонию уже выехала группа разнообразных начальников с «Самим», а также следователь прокуратуры с надзирающим за их учреждением прокурором.
Пожалев его, от себя добавил, если он со вчерашнего еще похмельный и с остаточными алкогольными явлениями… Не дай бог с запахом, пусть срочно выпьет пол-литра растительного масла, а если не поможет, то погоны лучше самому аккуратно срезать и не давать повода для того, что бы начальники рвали их с мясом. От этого могут попортить китель, а в нём еще придётся работать на даче.
Краймондович даже обиделся на такие намеки. На том и распрощались.
В кабинет постучался конвойный.
Привели Коломийца. Но вот беда, допросить его, как положено, времени не было. К приезду начальства необходимо было привести всю документацию в порядок.
Начальник оперчасти про себя пожалел, что из-за бюрократических процедур, до контакта с «матерым уголовным волчищем», опять руки не дошли. Однако, коль скоро человеческий материал для пролетарской перековки доставили, пригласил его в свой кабинет.
На чистом, русском языке, что нашло подтверждение в протоколе о привлечении к ответственности, за неподчинение администрации ИТУ, влепил своей властью, десять суток ареста и направил в штрафной изолятор.
— Читай… Распишись, что ознакомлен, — он с невозмутимым видом пододвинул бумагу. — Если не согласен, можешь написать свое мнение.
— Что там, начальник?
Рысак хотел казаться равнодушным. Но глаза уже бежали по тексту постановления.
— Десять суток штрафного изолятора, — буднично и спокойно ответил «кум».
И чуть ли не с обидой просил: — А ты чего ждал? Грамоту тебе или направление в санаторий за то, что уклоняешься от работы, не идешь на контакт с администрацией? Остаешься с антисоциальными установками?
— Да это беспредел!
Задохнувшись от возмущения закричал Рысак. В доказательство своих слов, он уже совсем было, хотел порвать на себе рубаху, но передумал. Рубаха-то была почти новая. Всего второй год как ношена.