Легкие деньги

Гриппандо Джеймс

Она нажала на сцепление, готовая ехать.

– Тогда – в город.

– Ты можешь поехать со мной, если хочешь.

– Я поеду за тобой.

Райан почувствовал в ее голосе нечто большее, чем просто недоверие.

– Ладно. Езжай за мной.

ГЛАВА 52

В письме не было ничего о самоубийстве, а ведь именно об этом подумала Эми, когда Райан рассказал о находке. Последние несколько лет краеугольным камнем ее неверия в самоубийство было как раз то,

что мать никогда не высказывала подобных намерений. Именно это подгоняло Эми всю дорогу до Пайдмонт-Спрингс. Именно это было причиной ее озноба, когда она взяла письмо из рук Райана.

Эми взяла его бережно и осторожно, будто это был бесценный и хрупкий пергамент с текстом Великой хартии вольностей. Она развернула листок и положила на стол перед собой. Все действо казалось Эми некой торжественной церемонией – восстановлением священных связей с прошлым ее матери. Она посмотрела на дату – Райан был прав, письмо действительно отправлено за две недели до смерти.

Эми читала молча, погружаясь в прежде неведомый внутренний мир матери. Она с трудом удерживала спокойствие.

Зная, что Райан сейчас внимательно изучает ее лицо, Эми не отрывала взгляда от бледно-зеленой бумаги, хранившей автограф ее матери.

Она лишь раз отвлеклась от письма, неожиданно почувствовав, как душно в кабинете. Кондиционер не включался здесь уже много дней. Огромный стеллаж с картами пациентов загородил единственное окно. Стены покрывали дешевые панели из пластика, стилизованные поддерево. Над головой Эми висела лампа, которая предназначалась для процедуры осмотра пациентов, а не для чтения за столом: она излучала больше тепла, чем света.

Но ее снедал и внутренний огонь, и он разгорался все сильнее с каждой строчкой, с каждым словом. Дойдя до середины письма, она почувствовала, как во рту пересохло, а губы стали солеными. Эми читала, воспроизводя в сознании мелодичный голос матери. Она представляла, как мама сама произносит эти слова. Но ее голос постоянно менялся: из успокаивающего он превращался в тревожный, озабоченный – таким тоном мама говорила в последние дни жизни. Казалось, Эми слушает радио с неисправной антенной. Временами помехи становились такими сильными, что она не могла понять, как на самом деле звучит голос матери, весело или грустно. Ее смятение делало авторами письма и других людей: Мэрилин, Грэм или даже ее саму. Такие превращения сердили Эми, но это был гнев, направленный в никуда, необъяснимая ярость, затаившаяся в ней с детства, – обида восьмилетней девочки, у которой украли мать.

Руки Эми тряслись, когда она добралась до последних строчек. Ей наконец удалось обнаружить тот ритм, что звучал в письме матери, будто зов набата. Дочитав до конца, Эми почувствовала себя странно.

– Это все ложь.

Райан посмотрел на нее озадаченно:

– То есть твоя мать лгала? Или письмо – фальшивка?

– И то, и другое.

Райан так не считал, но старался не выдать этого.

– Давай сначала установим подлинность. Ты привезла с собой какой-нибудь документ с почерком матери, чтобы мы могли их сравнить? Мы договорились, помнишь?

– Да. Но я и без сравнения вижу, что письмо подделано.

– Это твое мнение. Мне бы хотелось убедиться самому.

– Ты что, эксперт по почеркам?

– Нет. Но если ты так уверена, что письмо липовое, почему бы тебе не разрешить мне сравнить почерк?

Эми не почувствовала угрозы в его голосе, но он будто бросал ей вызов.

– Ладно.

Расстегнув молнию на сумочке, Эми достала конверт.

– Это письмо мама написала мне, когда я отдыхала в лагере. Мне было тогда семь лет. Ты сам увидишь, что почерк совершенно другой.

Райан выхватил письмо чуть более резко, чем стоило бы, и немного смутился. Затем положил один листок рядом с другим и начал сверять, не обращая внимания на содержание. Он сравнивал петельки и закорючки, отмечал, какие точки стоят над «i» и палочки у «t», сопоставлял буквы и слоги, слова и словосочетания. В общем, делал все, как сказал ему Норм. Наконец он посмотрел на Эми:

– Я не эксперт, но могу сказать, что эти письма написаны одним человеком.

– Почерк даже не похож!

Райан откинулся на спинку стула. Ее тон вдруг показался ему враждебным.

– Ну смотри сама, – сказал он, призывая Эми к здравому смыслу. – Почерк в письме, адресованном моему отцу, чуть-чуть неровный. Но он явно похож на этот.

– Тебе так кажется, потому что ты хочешь, чтобы он был похож.

– Я сделаю копию письма и попрошу эксперта сравнить.

– Нет.

– Почему?

– Я уже достаточно долго работаю в юридической фирме и поняла одну простую вещь: люди нанимают экспертов, чтобы услышать от них то, что хотят слышать.

– Я только хочу докопаться до истины!

– Ты хочешь оправдать своего отца.

– Да что же в этом плохого?

– Что в этом плохого? – воскликнула она, повысив голос. – Мэрилин Гаслоу была лучшей подругой моей матери. Твой отец изнасиловал ее. И теперь, сорок шесть лет спустя, ты пытаешься доказать, что Мэрилин сама все подстроила?

– Так говорится в письме. Я не сам это придумал. Если верить твоей матери, моего отца обвинили в изнасиловании, которого он не совершал.

– Вот поэтому я и говорю: письмо – фальшивка. С какой стати моей матери писать такое письмо?

– Потому что это правда, вот почему.

– Это неправда! Если бы это было правдой, твой отец по всему свету раззвонил бы, что его несправедливо осудили. Любой нормальный человек сделал бы все, чтобы смыть позорное пятно со своего имени!

– Не было нужды. Архивные записи по делам несовершеннолетних запечатаны. Никто не имеет права их просматривать.

Эми язвительно улыбнулась: