Леха
Шрифт:
Рядом над углями шкворчали и аппетитно пузырились жиром нанизанные на прутики маленькие колбаски.
Один из скоморохов подвинул к себе большую красную суму и достал из нее баклажку темного стекла, наполненную какой-то жидкостью. Не иначе вином. Передав сосуд товарищу, он достал еще два, один оставил себе, другой вручил третьему мужику. С хрустом, словно ломая сургучные печати, скоморохи прокрутили пробки на коротких горлышках баклажек. На диво пробки оказались надеты сверху, а не вбиты внутрь, оттого не вынимались или выбивались, как положено, а скручивались. Отбросив дивные
Уже в который раз подивился леший новому диву - по мере того, как скоморохи поглощали жидкость из баклажек, тонкое стекло с хрустом прогибалось внутрь, будто то в руках у мужиков вовсе не стеклянные сосуды, а дивные бурдюки из прозрачной кожи.
Как только скоморохи оторвались от баклажек, бока тех так же с хрустом выпрямились, приняв прежнюю форму. В воздухе разнесся пивной аромат. Опять же диво - кто ж пиво не в бочки, а в столь мелкую тару разливает? Да еще и в столь чудную.
Решив, что пришла пора прояснить некоторые вопросы, Леший скинул морок, согнал с плеча синичек и шагнул на поляну.
Мужики непроизвольно вздрогнули, когда перед ними вдруг появился здоровенный детина.
– Позволите ли, люди добрые, путнику у костра погреться?
– вежливо обратился он к скоморохам.
Подозрительно взирая на него, присутствующие втянули ноздрями, будто принюхиваясь. Один вопросил странное:
– Типа, так замерз, что пожрать захотелось?
– Вообще-то мы не подаем, - сказал тот, что в странной круглой тюбетейке с ухом, - но так и быть, присаживайся.
Получив дозволение, гость опустился прямо на землю возле костра и потянул носом аромат шипящих колбасок. Заметив его интерес, мужики похватали палочки с горячей снедью.
– Лови таранку, - кинул плотвицу лысый мужичок, сидевший ближе других.
– Благодарствую, - Леший поймал рыбешку, оценивающе помял, понюхал. Завялена толково. Однако пересушена излишне. А мужик тем временем достал непочатую баклажку и катнул ее по земле.
– Держи пивасик и знай нашу доброту.
– Благодарствую великодушно, - кивнул пришелец, с интересом вертя в руках баклажку. Та оказалась не то чтобы твердой, аки стекло, но довольно упругой и не прогибалась, как прогибались сосуды в руках скоморохов. А давить с силой он опасался - что если дивный сосуд все же треснет и рассыплется осколками.
– Давно бомжуешь, мужик?
– обратился к нему скоморох в красном кафтане.
– Ась?
– не понял вопрос Леший, пытаясь содрать с баклажки пробку, сделанную то ли из дубленой кожи, то ли и вовсе невесть из чего, выкрашенного в желтый цвет.
– Давно, говорю, бомжом стал?
Вопрос для пришельца не стал понятнее, но слово "бомж", которым его обзывали еще убогие привратники, ему не нравилось. Потому он ответил одной из фраз, которые они с Вием и братцем Лихоней переняли у Кощея:
– Чувак, ты гонишь!
В этот момент пробка подалась и с хрустом провернулась. Баклажка зашипела рассерженной гадиной, неожиданно промялась под пальцами Лешего и брызнула из-под пробки пивными струйками. Ослабив хватку, дабы не выдавить весь напиток из ставшей вдруг мягкой баклажки, владыка содрал-таки пробку окончательно, аккуратно положил ее рядом с собой и пригубил исходящее пеной пиво. Поморщившись, отставил сосуд. Нет, это не пиво. Это невесть что только пахнет пивом. Но баклажка дивная. Надо бы выторговать одну такую у скоморохов. Предложить им злата, али самоцветов - должны согласиться.
– То-то я смотрю, для бомжа ты слишком опрятно выглядишь, - отреагировал на реплику Лешего мужик в тюбетейке.
– Ты, наверное, из этих, ну, тех, что, типа, к природе возвращаются? Тебя как звать-то?
Леший хотел было уточнить, куда его собираются звать? Однако вспомнил, что такой же точно вопрос всегда задает Кощей, когда желает узнать имя собеседника. А вспомнив Кощея, владыка леса и представился так, как обычно тот его называл:
– Леха - имя мое.
– У меня, Лех, сосед был из ваших, - сообщил лысый.
– Тоже по выходным босиком в лес уходил и жил там в шалаше наедине с природой. Потом каким-то не тем лопушком подтерся и месяц в больничке с язвой на всю задницу провалялся. Теперь его в лес ни за какие коврижки не заманишь.
– Гы, да то он небось цветущей амброзией подтерся, натуралист, млин, комнатный, - хохотнул носитель тюбетейки.
– Пошто лик от небес ухом прикрыл, человече?
– решил прояснить вопрос Леший, указывая взглядом на странный головной убор.
Скоморохи от такого вопроса застыли с открытыми ртами, а тот, что в тюбетейке, поднял очи к уху, и вдруг, взявшись за него, резко развернул так, что теперь оно прикрывало загривок. Затем, переглянувшись с товарищами и покосившись на пришельца, постучал указательным пальцем себе по виску, будто в закрытую дверь.
– Чем тебя моя бейсболка не устраивает, натуралист?
– с вызовом обратился он к Лешему.
Поняв, что неосторожным вопросом вызвал раздражение у гостеприимно отнесшихся к нему мужиков, тот попытался исправить ситуацию.
– Лишь любопытства ради спросил. Не видывал я ранее таких тюбетеек с ухом. То, видать, вы в своих скоморошьих странствиях приобрели?
– По ходу, чувак обкуренный, - повернулся к товарищам лысый.
– Слышь, Леха, - носитель тюбетейки вновь развернул ухо вперед, - мы мирные люди, но если нас достать, мы можем продемонстрировать свой бронепоезд. Усек? Не? Мы, может тоже пришли тут с природой уединиться. Так что не грузи нас бредятиной. Пей пивко и наслаждайся жизнью. Усек?
Леший ничего не усек, лишь еще больше смутился, не понимая, чем обидел скоморохов? Однако решил не уточнять и молча взялся за плотвицу. То, что скоморохи называли пеивом, он пить не желал, потому, создав в своей руке морок баклажки, настоящую опрокинул за своей спиной, дабы гадкое пойло вытекло на замусоренную землю.
Мужики заговорили о чем-то своем. Слова в их речи в большинстве своем были понятные, но смысл фраз ускользал, как только владыка не пытался в них вникнуть. Создавалось впечатление, будто перед ним беседовала троица умалишённых. Родилась догадка, что эти скоморохи из того же дворца, который охраняют убогие превратники.