Шрифт:
За окном раздался резкий свист. Дарья Семеновна, мать Филиппа, выглянула в окно. За оградой, почесывая босой, черной не то от загара, не то от плохого мытья, ногой другую, стоял малец лет двенадцати – тринадцати. На нем были рваные, засученные до колен, штаны и рубашонка, давно потерявшая свой природный цвет. Она узнала Сеньку, сына Прибытковых, живущих от них через два дома.
– Тебе чего? – спросила Дарья Семеновна.
– Мне бы … Филю, – отчего-то замявшись, проговорил он.
– А зачем? – продолжает допытываться она.
– Да … у Пеньковых дед хочет утопить кота. Ему кто-то перебил ногу, тот и орет, а дед грозиться бросить его в Шуру.
– Ну, а причем тут Филька? – спросила она.
– Да он …, вон Ботовым спас кошку, тоже нога была перебита. Да и у ….
– Ладно, поест и придет к тебе твой Филя.
Сенька, дождавшись Филю, вышедшему к нему с сумкой в руках, пошел впереди.
Кота они нашли во дворе, забравшегося в пустую собачью конуру. А помог им это сделать его , похожему на завывание, истошный вопль. Услышав голоса, тон кота сменился. Он стал каким-то грозным, словно предупреждая: «Не подходите ко мне, всех задеру». Филя уселся верхом на конуру и заглянул, согнувшись, в нее. В темноте глаза кота горели, как два уголька. Увидев лицо, он махнул здоровой лапой, словно отражая удар.
– Миленький мой, славненький, – заговорил Филя нежным голосом, – и кто же тебя ударил.
Услышав такой тон, кот и сам изменил свой, он стал каким-то жалобным. Надев кожаную перчатку, Филя засунул руку в конуру и почувствовал, как цепкие когти кота впились в его перчатку.
– Ну … не надо так, миленький. Я пришел тебя лечить, а ты ….
В это время Филя удачно схватил кота за загривок и вытащил его из конуры. Он стал извиваться, не обращая внимания на свою болтающуюся ногу.
– Да …, здорово тебя…! – удивился Филя и, показывая глазами на сумку, сказал, – Сенька, вытащи оттуда марлю. Спеленаем его.
– Эта? – держа кусок материи, спросил тот.
Филя кивнул и сказал:
– Возьми кота, а я его спеленаю.
– Да я боюсь, – сознался паренек.
– Не бойся. Ты хочешь спасти кота?
Тот кивнул головой.
– Тогда держи! Бери осторожно, – предупредил Филя, освобождая постепенно свои руки.
Наконец, кот оказался в руках Сеньки.
– Держи крепче! – предупредил Филя, развернув материал.
Кот зачем – то согнул передние ноги, и Филя ловко перевязал их. Потом набросил на кота намордник и сказал:
– Теперь пошли ко мне, будем лечить ногу.
Его «здравпункт» оказался на чердаке дома. Поднявшись туда, он нашел еще дощечку, которую представил к спине кота и еще раз обмотал его. После этого положил его на столик у окна и взялся за ногу. Обстриг вокруг култышек, обильно смазал эти места самогоном. Потом, достав иглу с ниткой и обмокнув их в тот же самогон, сложил кости и перевязал их, стянув лопнувшую кожу. Затем чистой тряпочкой обмотал перелом. Выстрогав тонкие короткие дощечки, обложил ими перелом и крепко их обмотал дратвой. И вздохнул:
– Все! Развязывай лапы.
Но развязывать его они решили, спустившись на землю.
Почувствовав себя свободным, кот мяукнул в знак благодарности и рванул было к воротам. Но боль остановила его. Это выразилось и в его пронзительном мяуканье. Потом, насколько можно, поджал больную ногу и заковылял к воротам.
– Пойдет в поле искать свою траву, – авторитетно пояснил Филя.
– А зачем?
– Звери знают, чем надо лечиться, – ответил Филя.
Недели через три у ворот дома Фили объявился пришелец. Увидев его перевязанную ногу, Дарья Семеновна поняла, кто пришел.
– Филька, – позвала мать, – иди встречай своего клиента.
– Кого, кого – спросил тот, не поняв мать.
– Да кота своего, которого лечил, – ответила она, а в голосе улавливался легкий смешок.
Филя вышел к воротам, открыл их и увидел кота. Тот сидел, вытянув вперед перевязанную ногу.
– Ну что, прошло? – спросил он и добавил, – Сейчас посмотрим.
Пока он развязывал лапу, кот терпеливо молчал. Ощупав место перелома, Филипп убедился, что нога срослась. А кот, почувствовав полную свободу, рванул прочь. Филя посмотрел ему вслед, а сердце радостно билось:
– Получилось!
И почему-то на ум пришла мысль: «Сейчас будут звать меня, как бабку Анисью, лекарь.
Да, она была лекаршей на всю округу. К ней ехали не только из дальних деревень, но и из разных областей. Не скрывая, больше всех она любила Филипку. Тот с детства интересовался ее делами. У него была крепкая память, и он иногда подсказывал ей, что, мол, прошлый раз она, леча подобную болезнь, пользовалась не этим настоем, а другим. Это ей Филипп обязан, что он остался с рукой.
Отчего, никто не знал, его правая рука вдруг стала синеть. Мать, заметив эту синеву, аж затряслась от испуга, поняв всю опасность, грозившая Филиппу. Она подхватила сынишку и ринулась в больницу. За ней, услышав ее вопль, увязалась и Анисья. Тем более, речь шла об ее любимце. Там врач, осмотрев руку, сказал, что требуется срочная операция.
– У него гангрена, – заявил он, – придется удалить часть руки.
– Чтооо! – взревела Анисья, оттолкнув мать. Ты сам гангрена. Удалить …. Себе удаляй. Пошли, Филиппок. Удалять!
Мать попробовала было запротестовать. Бабка махнула на нее рукой.
– Да … пошла ты! – буркнула она.
Из больницы она зашла домой, взяла зачем-то какие-то тряпки, еще кой-чего и, взяв Филиппка за руку, повела за собой. Привыкнув как-то во всем ей подчиняться, у Дарьи не хватило настойчивости остановить ее. Бабка и внук пришли в лес. Старуха выбрала муравьиную кучу и сказала Филиппу:
– Филиппок, ты слышал, что сказал врач. Выбирай, или сейчас тебе будет очень больно, но муравьи спасут твою руку, или … вернемся к врачу и ….
– Ладно…, буду терпеть, – поняв всю опасность, согласился он.
Тогда старуха достала баночку с медом, тонко помазала им его руку, выше локтя перевязала ее и сказала:
– Вставай на колени и ложь руку на муравейник. Не бойся!
В одно мгновение рука стала почти черной от муравьев. Мальчик взревел от боли.
– Кричи, кричи! – говорила старуха, – руку не убирай.