Лекарство от хандры
Шрифт:
— Садись, сейчас приготовлю реактивы.
Селезнев сел на старый клеенчатый стул и несколько минут молча наблюдал за Сандриными манипуляциями.
— Я не очень тебя отвлеку, если буду задавать вопросы?
Она запустила таймер.
— Совсем не отвлечешь. Техническую часть работы я давно уже выполняю механически. Сейчас придется выключить свет. Ты готов? — Дон кивнул, и она щелкнула выключателем. Комната погрузилась в полную темноту. Обитая дверь не пропускала ни единого лучика. — Так, заправила, теперь можно включить красную лампу. Давай приступай к своим вопросам.
— Ты
— Нет, нет и нет — на все три вопроса. Но это ничего не доказывает. Когда мы с Варварой бродим по Питеру, за нами может ходить целый табун верблюдов… Нет, верблюдов я, наверное, все-таки сфотографировала бы… Ну, целый табун «мерседесов» может ездить, неважно. Мы впадаем в экстаз, понимаешь? Тихий, незаметный глазу восторг охватывает наши души и переносит из неприглядной повседневности в сказку. Мы не видим грязи, попрошаек, пьяниц, безобразных палаток и безвкусно разодетых нуворишей с их кичливыми автомобилями и квадратными телохранителями. Мы смотрим на улицы, дома, фонари, мосты, набережные, парки и видим волшебный город, где живут лишь таланты, красавцы и поэты, где всегда играет музыка. Впрочем, тебе не понять. Нам с Варькой из-за всего этого давно уже приклеили ярлыки полубезумных старых дев.
Запиликал таймер. Сандра промыла пленку в бачке и залила новый раствор.
— Почему же не понять? — обиделся Селезнев. — Мне очень нравится Питер.
— «Нравится» — это совсем другое… Но не будем отвлекаться. Ты ведь еще не исчерпал свои вопросы? Продолжай.
— Кто-нибудь обращался к вам? Спрашивал о чем-нибудь? Просил помочь?
— Сейчас подумаю. Так… Две пожилые дамы в Петропавловке интересовались, где вход в казематы. На Васильевском круглолицый толстяк в круглых очках и с пухлым портфелем спросил, который час. На Дворцовой набережной клеились небритые юнцы в количестве аж четырех человек. В забегаловке на Литейном полковник авиации попросил разрешения сесть за наш столик. Кажется, все.
— Позже вы никого из них не видели?
— Нет, но я уже объясняла…
— Да-да… А с Варварой вы хоть ненадолго разлучались? Может быть, она заходила без тебя в какой-нибудь магазин, в аптеку, в туалет?
— Нет. До самого того подъезда — будь он проклят! — все время были вместе. — Тут снова запиликал таймер. — Ну все, можно включать свет. Сейчас пленка еще немножко закрепится, промою и отдам тебе на экспертизу. Скажешь, какие кадры печатать в первую очередь. — Вспыхнувший свет на секунду ослепил Селезнева. Когда глаза привыкли, Сандра уже открывала большую бутыль. — Это дистиллят для последней промывки. Водопроводная не рекомендуется.
Селезнев кивнул.
— Погоди, сейчас повешу ее на веревку, пусть просохнет. Смотреть смотри, только держи за края. — Сандра взяла пленку за черный хвостик и посредством обыкновенной прищепки закрепила на веревке, а к нижнему концу прицепила грузик на зажиме. — Для себя я чаще снимаю на черно-белую, цветную недолюбливаю. Ты умеешь мысленно восстанавливать изображение по негативу?
— Я в детстве тоже баловался.
— Ну хорош! Я распинаюсь, а он сидит и молчит.
— О, извини, это у меня профессиональное — меньше болтай, больше слушай да на ус мотай. Хотя изредка так прорывает…
— Ладно. Я подумала, раз сейчас чайники все больше «мыльницами» снимают да в экспресс-проявку отдают, значит, никто в самом процессе ничего не смыслит. — Она вздохнула, показывая на совсем прозрачный участок перед светлым хвостом. — А это тот самый кусок, когда пленка сорвалась, под самый занавес. Штук пять кадров пропало. Говорила мне Варька: «Брось, не возись, все равно снимать не больше получаса!» Так нет, на меня, видите ли, напал творческий зуд! Поперлась в этот дурацкий подъезд… чтоб его спалили!
— Не казни себя, Сандра, — сказал Селезнев. — Скорее всего, ты ничего бы не изменила, разве что сама бы тоже исчезла. Прошло столько времени, а ни от Варьки, ни о ней никаких вестей, значит, ее увезли или заманили куда-то не по ошибке. Ошибка давно уже разъяснилась бы. А если за ней охотились целенаправленно, твое присутствие их бы не остановило…
— Кого — их, Дон? — резко повернувшись, спросила Сандра. — Кому могла понадобиться Варька? Зачем?
— Не знаю, — глухо ответил Селезнев, отводя взгляд от ее глаз-угольков. — Но я это выясню. И разберусь с ними…
— Ты думаешь, ее?.. — Она осеклась.
— Нет. Нет!
Селезнев быстро вышел из лаборатории. Через секунду хлопнула дверь на лестницу. Сандра, поколебавшись, вышла в прихожую и, тихонько приоткрыв дверь, выглянула в щелку. Дон стоял на лестничной площадке и курил. В тусклом свете пыльной лампы лицо его, казалось, состояло из одних углов.
Они напечатали и изучили фотографии, выпили еще чаю, а потом Селезнев попросил:
— Сандра, припомни все, о чем говорила тебе Варька. Постарайся повторить слово в слово.
Он не без некоторого злорадства заметил, что они вдруг поменялись местами: Сандра явно смутилась.
— Знаешь, тебе это будет неинтересно. Обычная женская болтовня, ничего существенного.
— Классическая фраза из классического детектива, — прокомментировал Дон. — И я, следуя традиции, должен заявить, что в данном случае любая мелочь может оказаться существенной. Смелее, Сандра. Я обещаю, что буду снисходителен. Как-никак, у меня девять лет стажа — всякого наслушался.
— Ну хорошо, слушай.
Сандра без особого усилия над собой пересказала все сплетни, которыми они с Варькой поделились, но потом опять замялась:
— Понимаешь… я неплохо изучила ее за семнадцать лет знакомства. Если она приезжает в Питер внезапно, да еще одна, значит, у нее неприятности. Причем такие, от которых она не может избавиться, призвав на помощь друзей, а это о многом говорит. На моей памяти таких случаев было всего три. Лет пятнадцать назад она приехала вот таким образом из-за нелепой ошибки, повлекшей за собой серьезную размолвку с друзьями; потом, еще года через два — лечиться от несчастной любви. В предпоследний раз подобный визит был совсем недавно, в марте прошлого года. К Варьке привязался жуткий тип, решивший во что бы то ни стало на ней жениться…