Леман Русс: Великий Волк
Шрифт:
Вокруг, точно как в чертогах Калибана, неярко мерцали свечи. Под ногами неуверенно метались тени, пробираясь между лужицами слабого маслянисто-желтого света. Тянуло почти неуловимым ароматом каких-то благовонных масел.
Человек на троне не двигался, только смотрел на приближающихся рыцарей темными глазами с набрякшими веками. Вблизи стало понятно, что перед ними не просто старое, но омерзительно дряхлое создание, застывшее во времени, как муха в янтаре. Оно, несомненно, было человеком, но его человечность как будто растянули до точки разрыва и дальше, сотворив некую чудовищную пародию на бессмертие.
— Значит, ты пришел первым, владыка Калибана, — произнес дуланский
Лев поднялся к трону, звеня сабатонами по ступеням. Паладины отошли к стенам, их доспехи блестели и словно бы размывались по краям в отраженном свете. Огоньки свечей дрожали в потоках горячего воздуха, что веяли снизу, от далеких погребальных костров горящей планеты.
Эль’Джонсон какое-то время молчал, глядя на высохшее существо перед ним из-под крылатой личины шлема, в которой отражалась тьма. Он, как и всегда, просчитывал варианты. Последние завитки эфира распадались на камне у его ног, будто прах мертвеца.
— Я принес в этот мир справедливость. — Слова примарх а эхом отозвались под пустым куполом. — Завоевал его для Империума, для Повелителя Человечества.
Тиран выглядел усталым и безразличным.
— Я видел и слышал, что ты сотворил здесь. Разрушения, ничего, кроме разрушений. Такое «умиротворение» твой Император несет Галактике. Такое предложение ты выложил на стол — и ждал, что я приму его и буду благодарен тебе.
Лев медленно скрестил руки на груди. В тот момент он казался вещественнее всего в зале — очертания других людей и вещей размылись, цвета потускнели, но силуэт примарха остался четким и незыблемым, как наточенное лезвие клинка.
— От тебя не требовалась благодарность, — возразил он. — Только признание естественного хода истории. Если бы ты принял суть нового порядка, для тебя даже могло бы найтись в нем место.
— Место. Для меня. — Тиран взглянул на огромного рыцаря пустыми, слезящимися от старости темными глазами. Его руки, сжимавшие подлокотники трона, чуть дрожали, но не от страха, а по причине дряхлости. — Нет, не выйдет. Я потратил слишком много сил, выводя эти владения из тьмы варварства к чему-то вроде света. Я опустошен до дна, видишь? Сотня моих хирургов трудится не покладая рук, поддерживая во мне жизнь, ведь без меня рухнет все. Мы осознали это за эпохи ужаса, который в итоге превозмогли и изгнали, но теперь явились вы.
Тиран осторожно откинулся на спинку трона. При каждом движении казалось, что его кости сейчас треснут, кожа отслоится, тощая шея сломается.
— Поведай мне, посланник Императора, — произнес он, — ибо я искренне хочу услышать ответ: что бы ты сделал, если бы дуланские корабли появились у Калибана с теми же самыми требованиями?
Эль’Джонсон спокойно взирал на деспота, его меч не покидал ножен.
— Такой вопрос мне задавали правители десятка миров. И всем им я отвечал одинаково: это неважно. Не вы пришли к нам, мы пришли к вам. Судьба уже дала тебе ответ, и другого ты не получишь.
— Ах вот как, — вяло улыбнулся тиран. — Значит, твой единственный аргумент — «моя империя могущественнее».
— Разница между нами не в могуществе. Мне известно, к чему стремится Император. Люди обретут силу лишь в Объединении. Только под Его руководством мы сумеем навсегда прогнать кошмары прошлого. Если мы потерпим неудачу, ужас вернется, поэтому я не чувствую вины, сметая тебя с дороги. Как уже было сказано, ты упустил свой шанс.
— Да, мне дали шанс стать рабом, — сказал старик. — Очень заманчиво. Я знаю, что вы называете меня «тираном», оправдываете
— Тебе необязательно умирать, — возразил Лев. — Прикажи остаткам твоих армий сдаться. Твоя империя пала, ее столичный мир захвачен. Мы взяли под контроль силовые генераторы, и воины моего брата прямо сейчас разносят твою крепость на куски. Похоже, удача еще не отвернулась от тебя, если сейчас ты споришь со мной, а не с Руссом. Не думаю, что он оказался бы таким же терпеливым.
Тиран кивнул и снова улыбнулся, растянув тонкие губы над пожелтевшими зубами.
— Отдай приказ, — повторил Эль’Джонсон. — Спаси своих людей. Тебя увезут с Дулана, осудят за твои преступления, но планета и ее жители не погибнут, а станут частью Империума.
Старик больше не улыбался.
— Кажется, ты не понимаешь, в чем дело, — ответил он. — Ты видишь, как протекают годы, десятилетия, века, и думаешь, что они имеют какое-то значение, что Терра или Дулан обладают какой-то важностью. В действительности же судьбу целой империи может решить одно испытание.
Лев не шевелился.
— Возможно, однажды, очень нескоро, ты встретишь врага, которого не сможешь одолеть. — В голосе деспота появились ожесточенные нотки, первые признаки злости. — Тогда ты осознаешь, что мы чувствуем сейчас. Сначала заглянешь себе в душу, пока вокруг будут рушиться стены твоей цитадели, потом поднимешь взор на неисчислимые армии за ними, и перед тобой встанет невозможный выбор: что делать? Бежать? Сдаваться? Биться, хотя в итоге ты только прольешь свою и чужую кровь в океан, который уже затопил Галактику?
Тиран с трудом поднялся на ноги, покачиваясь над сиденьем и опираясь на подлокотники трона тонкими, как прутики, руками.
— Лишь тогда ты поймешь, владыка Калибана, — сверкнул глазами старик, — лишь тогда ты познаешь себя, разберешься, из чего сделан. Мы уже прошли через это в последние мучительные годы. Наверное, мне даже стоит поблагодарить всех вас за науку. Вы показали нам, кто мы есть. Показали, что мы лучше.
Клинок примарха выскользнул из ножен, отблески свечей пробежали по стали. Эль’Джонсон плавным, бесшумным движением несравненного дуэлиста повернул меч острием вверх.
— Такие беседы всегда заканчиваются одинаково, — чистым и невозмутимым голосом произнес рыцарь. — Ты подчинишься?
Старик поднял глаза, его впалые щеки пересекла тень Львиного Меча. Медленно, будто следуя какому-то ритуалу, он извлек из-под мантии кинжал.
— А как ты думаешь? — спросил тиран.
Как только смолкли отголоски последних криков, Русс остановился посреди собора. Леман тяжело дышал, с его цепного меча обильно стекала кровь. Волки стояли вокруг, среди наваленных грудами тел фаашей, и по их броне, как по мясницким фартукам, сочились густые багряные капли.