Ленин и Керенский 2017. Всадники апокалипсиса
Шрифт:
Но как с мужеложцем произошло изначальное знакомство? Память подсказала: это случилось в помещении ватерклозета. Там Александр впервые в чуждом мире и обнаружил себя, стоящим перед зеркалом. Суровое сухое лицо с длинным прямым носом не могло скрыть растерянности: перед выходом из кабинки обнаружил, что упустил, испачкал исподнее. Приступы медвежьей болезни участились после октябрьского переворота. Видимо, заметив минорное настроение, любитель морячков подкатил и предложил выпить в баре. Услышав про боль в висках, великодушно одарил таблеткой. Голова сразу прошла и пошла кругом,
– Сашенька, просыпайся! Мне пора на работу, – голос принадлежал совсем другой женщине – без макияжа и в брючном костюме. – Принесла тебе анальгетик, а то ты вчера прилично выпил.
– Нет-нет, только не микстура! Мигрень исчезла, вероятно, помогло лекарство, что дал тот юноша.
– Ага! «Лекарство»! Наркотик тебе всучил, сосунок конченый! Надо поосторожнее в клубах, там публика попадается опасная.
– А вы, мадмуазель… Запамятовал ваше имя, миль пардон.
– Лидия.
– Но вчера звались иначе, нечто французское…
– Николь – псевдоним для ночной профессии.
– Вы трудитесь по ночам? Бедное дитя! Тогда почему сегодня днем собираетесь на службу?
– В детский сад для приличия устроилась на полставки, художественным руководителем. На полную не берут, высшее образование не смогла закончить.
– Смольный институт благородных девиц? Не успели диплом получить до захвата здания большевиками?
– Так большевики его сто лет назад захватили. Диплом я профукала: залетела, сын родился. Приходится по клубам и ресторанам вкалывать.
– Правильно ли понимаю, что имею честь беседовать с дамой полусвета?
– Правильно. Кстати, должен мне две сотни за ночь и сотню за выпивку.
– Увы, добрейшая Николь, – признался мужчина, осмотрев карманы френча, – я совершенно без средств – финансы российские разорены, жалование давно не выплачивали.
– Неужели и чиновникам зарплату задерживают? Ты же бухтел, что в правительстве служишь.
– Истинно так. Я – Александр Федорович Керенский, председатель Временного правительства России.
– Полный отстой! Как тебя от «колес» развезло.
– Ничегошеньки не понимаю, любезная. Но триста рублей не столь великие деньги, чтобы убиваться. Ведь коробок спичек стоит миллион.
– «Лимонами» цены исчислялись в 90-е, хотя при нынешней инфляции впору опять деноминацию проводить.
– Ошибаетесь, милочка, при Александре III рубль являлся самой крепкой валютой Европы.
– Имею в виду конец ХХ века, а не ХIХ.
Приглаживая короткую седую растительность на вытянутом черепе, бывший эсер, трудовик и думец, министр юстиции, морских и военных дел, глава Директории и прочая, надолго умолк. Уже сообразил, что попал в иное время, но упоминание конкретного десятилетия двадцатого столетия ввергло в шок. Дальше тянуть не имело смысла, настал миг задать главный вопрос.
– Нынче который год от Рождества Христова?
– Ну, ты накидался вчера! Третье тысячелетие тикает. А должен мне три сотни «грина», а не рублей. Деньги для меня серьезные, на них рассчитывала, мне хозяину за квартиру платить, – взор девушки на миг затуманился, потом карие глаза заговорщицки сверкнули. – Отпашешь у Исаакия.
– Где ж там пахать? В Александровском саду прикажете? Что там посадишь? – мелкими отговорками Керенский отгораживался от ужаса, рожденного его личным путешествием через столетие.
– В Блокаду люди картошку и свеклу сажали.
– Красные или белые осаждали Петроград?
– Немцы, 871 день и ночь кошмара.
– Армия императора Вильгельма добралась до российской столицы?
– Нет, фюрера Гитлера. Совсем что ли историю не знаешь? Я тебе про главного фашиста толкую.
– Путаете, барышня! Фашизм ведь только-только зародился в Италии. Некий Муссолини…
– Во Вторую мировую войну Муссолини был на подхвате у Гитлера, тот захватил всю Европу. В итоге вломили ему по полной, хотя только наши потери превысили 20 млн. человек, – худрук не удержалась от экскурса в историю, знакомую каждому жителю Петербурга.
– ДВАДЦАТЬ МИЛЛИОНОВ! – ошарашенный гость из прошлого не мог переварить «двоечку» с семью нулями. – А меня ругали за политику соглашательства с Германией! С германцами следует дружить. Я…
– Хорош балаболить, вернемся к нашим баранам. Короче: постоишь у входа в церковь, я отпрошусь с работы и буду баксы собирать.
– Милостыню на паперти просить не стану. И в Бога не верую! – мастер риторики перешел на короткие отрицания – время длинных речей прошло вместе с прошлым веком. – Про «баксы» мне ничего не известно.
– Научишься! Там интуристов в обеденное время полно – будешь изображать Керенского за доллары, – худрук развивала бизнес-план.
– Доллары североамериканские?
– Не панамские же! – отшила ночная фея. – Брось вилять, прямо ответь: будешь работать или мне позвонить «Рефрижератору»? Он с тебя должок получит с процентами.
– Рефрижератор, – с ударением на последний слог спросил пришелец, – обрусевший француз?
– Криминальный русак, здоровенный и злой! Готов выступать в шоу?
– В любительских постановках участвовать доводилось, – уже более позитивно Александр начал вживаться в реалии современной России. – США – это звучит многообещающе. С американцами дело иметь приходилось.
– Чудесно! Глотай кофе с бутерами и вперед.
Ближе к обеду, преодолев Мойку, парочка оказалась у Собора. Погода выдалась расчудесная, и стадо туристов, подавленных монументальностью храма, бродило в поисках менее крупных форм, достойных погребения в цифровой памяти смартфонов. Экс-премьер, задержавшийся на Фонарном мосту на мгновение, чтобы узреть свой питерский талисман – бронзовую голову единорога, вновь поверил, что удача ему улыбнется. Вида не подал, ходил суровый, по-наполеоновски заложив длань на груди, между пуговицам френча. «Господа, леди и джентльмены, – завопила на русскоанглийском Лида, – перед вами Александр Керенский – отец Февральской революции, создатель Временного правительства, свергнувшего императора и в свою очередь свергнутого большевиками. История оживает перед вашими объективами. Походите для личной или групповой фотосессии. Расценки гибкие. За отдельную плату возможна беседа с вождем капиталистической России».