Ленин. Эмиграция и Россия
Шрифт:
Революция находится на подъеме, и Ленин призывает к “активному бойкоту” [64] Думы, к агитации, вербовке, организации революционных сил с двойной энергией, под тройным давлением.
Звать к этому должна и нелегальная газета “Рабочий”, только что созданная в Москве Центральным Комитетом партии. Созданная для широких рабочих масс, которые все более и более втягиваются в активную борьбу.
В середине сентября в Женеву приходит ее первый номер. Ленин с волнением произносит слова, с которыми обращается к читателям редакция подпольного издания: “Старая Россия умирает, рождается новая Россия. Старая Россия - это мрак, это гнет, это тишина могилы. Новая Россия - это свет, свобода, победоносная борьба за лучшее будущее народа” [65]. И сразу же пишет в Россию, в Центральный Комитет
А несколько дней спустя заполняется до отказа зал кафе “Хандверк”, в котором уже не раз выступал с рефератами Ленин.
– Мы соединимся со всеми революционными демократами, со всеми сторонниками восстания,- провозглашает в этот вечер Владимир Ильич.- На прямой и ясный лозунг противников: “Долой преступную проповедь восстания! За работу в Думе и через Думу!” мы должны ответить прямым и ясным лозунгом: долой буржуазных предателей свободы, долой Думу, да здравствует вооруженное восстание!
Один из тех, кто сидит в зале, сообщит из Женевы в Россию: “Говорит Ленин, и мне кажется, что на его стороне вся правда. Он говорит горячо, убежденно и сильно. Он большевик... Ленину рукоплещут” [67].
И еще одно свидетельство - большевика-подпольщика С. Моисеева, помогающего сейчас Крупской в конспиративной переписке с Россией: “В заключительной части Ленин подвел слушателей к определенному выводу, который вытекал из содержания реферата. Он призывал к решимости, к борьбе, основанной на выводах революционной теории и тактики. Ход событий требовал не фраз, не игры в парламент, а серьезной работы по созданию революционной армии, подготовке масс к вооруженному восстанию” [68].
Ленин провозглашает активный бойкот Думы, объединение на этой платформе всей российской социал-демократии. И его призыв находит горячий отклик в большинстве местных организаций.
Из газет, из шифрованных писем, потоком идущих к Ленину, узнает он о том, как в эти осенние дни развиваются в России революционные события. Он редактирует корреспонденцию из Вильны о руководимой местной группой РСДРП стачке рабочих кожевенных заводов. Ему доставляют резолюцию рабочих, принятую за Нарвской заставой и призывающую к всеобщей политической забастовке “как одному из могучих средств” [69] вооруженного восстания; Пишут ему и о том, что Петербургский университет с утра до поздней ночи открыт для революционных собраний и митингов, что он окружен войсками, что студенты приготовились к нападению и в переполненном актовом зале ораторы зовут к вооруженному восстанию.
Восторг вызывает у Ленина сообщение петербургского корреспондента “Тан”. Латышские революционеры, узнает из парижской газеты Владимир Ильич, совершили вооруженное нападение на рижскую центральную тюрьму. Они освободили двух товарищей, которым грозила смертная казнь, Ленин сразу же садится за статью “От обороны к нападению”. Ее публикуют в очередном номере “Пролетария”. Он разъясняет в ней глубокую разницу между индивидуальным террором эсеров и боевой тактикой массовой политической партии. Владимир Ильич приветствует героев революционного рижского отряда. Он призывает: “Пусть послужит успех их ободрением и образчиком для социал-демократических рабочих во всей России. Да здравствуют застрельщики народной революционной армии!” [70].
Приходит сообщение и о столкновении в Питере обуховских рабочих с полицией, о том, как с пением “Марсельезы” прошли они по Шлиссельбургскому тракту. Пишут ему о собрании питерских железнодорожников, о популярности среди рабочих Российской социал-демократической рабочей партии. “Как видите,- сообщают из Петербурга в Женеву,- лаборатория революции работает вовсю. Революционное настроение растет не по дням, а по часам” [71].
На многих листах - сделанные Лениным выписки: в них цифры, факты о новом наступлении рабочего класса. “За Петербургом,- отмечает он,- последовали окраины, где национальное угнетение обострило и без того невыносимый политический гнет. Рига, Польша, Одесса, Кавказ стали по очереди очагами восстания, которое росло в ширину и в
Ценные сведения о новом порыве революционного вихря привозит Владимиру Ильичу из России и Е. Стасова.
Она застает его в квартире одного. Владимир Ильич проводит ее в общую комнату, которая служит Ульяновым и столовой, и кухней. И сразу же засыпает вопросами о том, что творится в России, в Петербурге, в Центральном и Петербургском комитетах. “Потом вдруг вскочил и говорит: “Подождите!” - вспомнит Стасова.- Я подумала, что поступила в чем-то неправильно. А Владимир Ильич подошел к буфету, вынул оттуда чайник, налил в него воду, зажег газовую плиту, накрыл стол и приготовил все к чаю и уже после этого продолжал беседу со мной” [73].
Стасова обстоятельно рассказывает об основных событиях, происходящих в России, рассказывает со множеством деталей, с живыми подробностями.
– Очень, очень, очень интересно,- говорит, довольно потирая руки, Владимир Ильич.
А новости из России все идут и идут. Петербургский корреспондент “Таймс”, записывает Ленин, сообщает о зовущих к борьбе прокламациях, о назначенной на ближайшие дни в столице демонстрации, о “крайне тревожном настроении в публике” [74]. Из берлинской “Фоссише цайтунг” он узнает что в Петербурге возобновились студенческие волнения, 7 октября, отмечает еще одна ленинская запись, забастовали железнодорожники Московско-Рязанской железной дороги, на другой день - почти весь Московский железнодорожный узел.
Движение с огромной быстротой нарастает по всей стране. Оно захватывает предприятие за предприятием, одну, железную дорогу за другой, город за городом. В самое короткое время стачка становится всероссийской.
“...Остановится ли революционное движение на этой, ужа достигнутой, ставшей “обычной” и знакомой стадии развития или поднимется на высшую ступень?” [75] - спрашивает Ленин. И отвечает: “Если только можно отважиться в область оценки столь сложных и необозримых событий, как события русской революции, то мы неизбежно придем к неизмеримо большей вероятности второго ответа на вопрос” [76].
В заграничных газетах Ленин отыскивает телеграфные сообщения о могучем росте всероссийской политическом стачки. И эти сообщения его убеждают: барометр Показывает бурю...
Он приходит к заключению, что “все и вся сорвано уже с места гигантским вихрем солидарного пролетарского натиска” [77]. И утверждает, что честь революционного пролетарского почина поделили между собой Москва и Петербург! Все говорит о том, что это лишь одна из начальных ступеней борьбы.
Между тем полученный им отчет Боевого комитета при Петербургском комитете, созданного еще в июле для усиления подготовки к вооруженному восстанию, внушает Владимиру Ильичу серьезную тревогу. Если судить по этому документу, то “дело грозит выродиться в канцелярщину”. [78] Нужна не “бумажная волокита”, а “бешеная энергия и еще энергия”. И Ленин призывает петербургских товарищей: “Идите к молодежи. Основывайте тотчас боевые дружины везде и повсюду и у студентов, и у рабочих особенно, и т. д. и т. д.” [79]. Он настаивает на организации отрядов от трех да десяти, тридцати и более человек. Настаивает на том, чтоб и эти отряды вооружались сами, кто как может. Чтобы они тотчас же выбирали себе руководителей и связывались с Боевым комитетом при Петербургском комитете. “Не требуйте никаких формальностей...- пишет Владимир Ильич Боевому комитету.- Не требуйте обязательного вхождения в РСДРП-это было бы абсурдным требованием для вооруженного восстания. Не отказывайтесь связываться с каждым кружком, хотя бы в три человека, при единственном условии, чтобы он был полицейски надежен и готов был драться с царским войском. Пусть желающие кружки входят в РСДРП или примыкают к РСДРП, это превосходно; но я безусловно считал бы ошибкой требовать этого” [80]. Ленин предупреждает, что если через один-два месяца в Питере не будет минимум 200-300 отрядов, Боевой комитет можно будет считать мертвым. “При теперешнем кипении не набрать сотни отрядов - значит стоять вне жизни” [81],- уверен Владимир Ильич.