Ленинградская зима
Шрифт:
Фельдмаршал удивленно посмотрел на него:
— Если бы вы состояли при мне, я разжаловал бы вас за беспардонную лесть, — сказал он серьезно. — К вашему сведению, я не выполняю приказа фюрера ни по срокам, ни по результатам. Это — имея перед русскими огромное преимущество в силе! Должен заметить, что информация о слабой приверженности русских к своему политическому режиму оказалась явно ложной. Кто-то за это ответит… — Розовые, с сеткой прожилок, обвисшие щеки фельдмаршала чуть вздрогнули в усмешке: — Не адмирал ли Канарис?
Аксель после благоразумной паузы сказал:
— Еще два года назад
— Интересно — почему? — поднял клочковатые брови фельдмаршал.
— Русские, как и все нормальные люди, — патриоты своей страны, а Ленинград для них еще и символ истории, — ответил Аксель.
— Странно, что за этот символ они начали бороться еще в районе Шяуляя, — ворчливо заметил фон Лееб.
Фельдмаршал, склонив голову к плечу, смотрел на Акселя — поза была ироническая, а глаза смотрели требовательно и ожидающе. Он подождал, пока абверовский полковник ответит, но, не дождавшись, спросил:
— Сколько ваших людей будет действовать в Ленинграде?
— Десять — двенадцать.
— Только-то? — удивился фельдмаршал. — Гальдер обещал мне нечто гораздо большее. Мы уже понесли непозволительные потери и обязаны взять этот город малой кровью. — Он сделал ударение на слове «малой» и сердито засопел.
— Осмелюсь сообщить вам, господин фельдмаршал, — осторожно начал Аксель. — Нас, начинавших дело в Мадриде, было еще меньше. А когда пришел срок действовать, город был сбит с ног. Удар наносили, конечно, уже не мы, а созданная нами ныне уже знаменитая «пятая колонна».
— Может быть, может быть, — проворчал фельдмаршал и вдруг с новым оживлением спросил: — А кто же эти, с которыми вы начнете дело в Ленинграде? Немцы?
— Нет, господин фельдмаршал, это русские.
— Ру-усские! — удивленно протянул фельдмаршал. — Из пленных? Да они продадут вас за пфенниг.
— Мы взяли русских из среды старой русской эмиграции, они жили у нас в Германии. Выбрали наиболее надежных.
— Может быть… может быть… — Фельдмаршал закивал седой головой. Видимо, ему хотелось поговорить обо всем этом с человеком со стороны. — А здешние русские — нечто необъяснимое. Я допрашивал одного. Он даже не понимал, с кем он говорит. Все мы слепые и жалкие слуги войны, а он, видите ли, борец за счастье человечества. Кошмар какой-то… — И вдруг без всякой логики фон Лееб добавил: — Я хотел бы видеть своих солдат такими же фанатиками.
— По всем рассказам, наши солдаты воюют бесстрашно, — осторожно возразил Аксель.
Выцветшие глаза фельдмаршала вдруг потемнели, узловатая рука, лежавшая на ломберном столике, свернулась в кулак.
— Хотите правду? Когда противник смят техникой, наши бесстрашны. Когда противник проявляет упорство, наши начинают проявлять дьявольскую предусмотрительность. — Фельдмаршал встал и, заложив руки за сутулую спину, прошелся вдоль аптечного прилавка. Он остановился перед Акселем, который, стараясь не показать поспешности, тоже встал.
— А русские идут на наши танки с ручными гранатами. Берут вот так гранаты, прижимают к животу и бросаются под танк… — Фон Лееб показал, как это делают русские: прижал ладонь к своему выпуклому и обвисшему животу. — Вы знаете об этом? А если знаете, сообщили об этом фюреру?
— Все
— Тогда торопитесь в Ленинград, — равнодушно посоветовал тот.
В это время приглушенно заворчал стоявший на окне телефон и показавшийся в приоткрытой двери адъютант тревожно сообщил, что с командующим срочно хочет говорить его начальник штаба.
Фон Лееб сделал шаг к окну, взял трубку, зачем-то внимательно ее осмотрел и наконец приложил к уху.
— Слушаю, — сердито произнес он и затем надолго умолк, но лицо его перестало быть равнодушным, он смотрел на Акселя так, точно приглашал разделить с ним свое удивление. — Хорошо. Согласен… — наконец сказал он и, швырнув трубку на подоконник, насмешливо снизу вверх посмотрел на Акселя: — Хотите услышать новость, полковник? В районе Старой Руссы русские начали контрнаступление. Я сейчас санкционировал приказ повернуть туда часть своих сил, прервав их движение к Ленинграду. Надеюсь, что вы поспешите в Ленинград и предоставите мне возможность однажды доложить фюреру о том, как хорошо вы мне помогли. Желаю успеха…
На другой день подразделению Акселя были переданы несколько небольших домов на тихой окраинной улице Новгорода. Зона, где находились эти дома, была обведена двойным рядом колючей проволоки. С обеих сторон улица была закрыта, а у перекрестка появились проходная будка и ворота.
В одном доме поселились русские. В другом — немцы. Аксель со своим адъютантом лейтенантом Цвигелем занял отдельный домик, стоявший в густом саду. В просторном доме рядом расположился узел связи. От него во все стороны протянулись провода. В каменном сарае у ворот был оборудован гараж на две легковые машины.
Особое подразделение абвера под кодовым названием «ФАК-104» начало действовать. Буквы и цифры его названия означали, что оно причислено к «Абвер-команде-104» и является ее филиалом. Но причисление это было настолько формальным, что даже начальник «Абвер-команды-104» подполковник Шиммель долгое время не имел представления о том, чем занимаются Аксель и его люди.
Глава четвертая
Русские агенты подразделения «ФАК-104» собрались в доме, которому было присвоено название «оперативный зал». Дом этот совсем недавно был жилым, и в нем еще ничего не было сделано для превращения его в служебное помещение. Судя по всему, его обитатели бежали в последний момент, вещи нетронутыми остались на своих местах, и казалось, что вот сейчас кто-то войдет с улицы или выйдет из другой комнаты, что агенты абвера пришли в гости и ждут, когда придут хозяева.
Участники совещания сидели в просторной, высокой комнате на стареньких, затертых венских стульях за овальным дубовым столом. Суровая скатерть, аккуратно сложенная, лежала на буфете.
Аксель сидел в плетеном кресле, удобно облокотившись на гнутые ручки, и, улыбаясь, рассматривал поверхность стола — вся она была в рубцах и пятнах. Он оглянулся назад, где по бокам громадного буфета висели два портрета: чопорной дамы в белой кофточке со сложной конусообразной прической и усатого мужчины в каком-то мундире.