Ленинградский меридиан
Шрифт:
Глава II. Георгий Владимирович и Василий Иванович.
Встречи с командующим Волховским фронтом генерал армии Мерецковым, Константин Константинович ждал с определенным напряжением и опасением
В том, что Кирилл Афанасьевич встретит представителя Ставки отнюдь не с распростертыми объятиями, Рокоссовскому было ясно ещё в Москве, когда он садился в самолет. И дело тут было совсем не в нынешнем положении Константина Константиновича, любой командующий фронтом видел в посланце из Москвы не столько помощника, сколько проверяющего и информатора. Недремлющее "око государево", что по своей сущности было обязано найти ошибки и недочеты командования, указать и доложить о них, чем оправдать свое присутствие на фронте.
Перед войной, восхождение по карьерной лестнице генерала Мерецкова мало чем уступало герою Халхин-Гола генералу Жукову. За Финскую войну, несмотря на допущенные ошибки в начале войны он получил звания Героя Советского Союза и сменил на посту начальника Генерального Штаба маршала Шапошникова. При переаттестации званий при введении генеральских званий он стал генералом армии. В январе сорок первого он уступил свое высокое место более хваткому и напористому Жукову, но это совершенно не означало опалу со стороны Сталина. Мерецков не был отправлен на округ как обычный "штрафник", а был оставлен в Москве. Ему было поручено составление мобилизационного плана на случай войны с Германией, воевать с которой высшее руководство стало готовиться сразу после стремительного разгрома немцами Франции.
Предвоенные аресты генералов стоили Мерецкову карьеры. Слова, что в случае победы немцев хуже не будет, а также многочисленные разоблачительные материалы о связи с Тухачевским сделали генерала гостем кабинетов НКВД. Аккуратно подшитый и подколотый материал позволял расстрелять генерала, но Сталин посчитал все это злостным наговором и Кирилл Афанасьевич был отправлен на фронт. Кровью искупать ошибки, допущенные при составлении Мобилизационного плана и длинного языка.
Неудачное проведение Любаньской операции и попытки деблокировать 2-ю ударную армию был в основном на совести Мерецкова и, хотя Москва не сделала по ним серьезных оргвыводов, комфронта чувствовал себя не в своей тарелке. Он никак не мог позабыть как в тот момент, когда наступление на Любань выдохлось, на должность командующего 2-й армии был прислан генерал-лейтенант Власов. Он отличился в битве за Москву, чувствовал поддержку Верховного и открыто говорил, что в скором времени разорвет блокаду Ленинграда и станет комфронтом.
Теперь Москва присылает другого генерал-лейтенанта. За его плечами была не только оборона Москвы, но и успешные действия по защите Керчи и Севастополя, и значит, имеет право грозно стучать кулаком по столу, указывать генералу армии на его ошибки и по делу и без дела кивать на Ставку.
Тот же факт, что Рокоссовский подобно Мерецкову был гостем Лаврентия Павловича, и был благополучно освобожден, никакой роли в отношении между генералов не играл. Ибо почти каждый военный прошедший подобное испытание искренне считал, что именно с ним произошла трагическая ошибка, а все остальные были
Предчувствия не обманули Рокоссовского. При его появлении в штабе фронта, в поведении командующего чувствовалось сильное напряжение. В его колючем взгляде, коротком сухом рукопожатии и приветствии чувствовался немой вопрос " Что плохого привез нам московский гость?"
Ожидая подобного поведения со стороны комфронта, Рокоссовский попытался с первых минут разрядить напряженность, спеша показать ему, что он не гонористый проверяющий, а равный среди прочих, однако не достиг успеха. Мерецков не принял предложенного им поведения, гордо демонстрируя независимость и достоинство нежданному гостю.
– С чем пожаловали к нам, товарищ Рокоссовский?
– сдержанно поинтересовался комфронтом. Обмениваясь рукопожатием с прибывшим генералом, он эффектно сверкнул созвездием своих звезд в петлицах. На новеньком с иголочки мундире они гордо блистали по сравнению со скромными, потускневшими от походной жизни звездами Рокоссовского. Вызванный в Москву прямо с севастопольских передовых, он не имел времени и возможности привести свою форму в товарный вид.
– Ставка прислала меня в качестве координатора подготовки и проведения операции по снятию блокады Ленинграда силами двух ваших фронтов. Москва придает предстоящему наступлению большое значение и высказывает надежду, что до наступления осенних дождей, сухопутная связь с Ленинградом будет установлена.
– Если хотите генерал-майор Стельмах введет вас в курс наших планов по освобождению Ленинграда - важно произнес Мерецков, но гость отказался от предложенной возможности.
– Благодарю вас, Кирилл Афанасьевич. Товарищ Сталин просил меня как можно быстрее ознакомиться с положением дел на вашем фронте. Благодаря материалам, полученным мною в Генеральном штабе, обстановка в общих чертах ясна и понятна, однако хотелось бы уточнить её на месте.
Рокоссовский говорил прямо и открыто, искренне считая, что бумаги бумагами, а для получения всесторонней картины положения дел посещение передовой необходимо. В этом генерал видел повседневную необходимость, но именно это его стремление знать правду насторожило Мерецкова.
– Этот ещё хлещи, Власова будет. Сразу бросился раскапывать все наши ошибки недоставки, прикрывшись Сталиным. Недаром Мехлис Запорожцу хвалебное письмо прислал. Чует мое сердце, хлебнем мы с ним неприятностей - подумал про себя комфронта, стараясь при этом сохранить спокойное лицо.
– Что же даже обедать не станете?
– обиженным голосом добропорядочного хозяина спросил Мерецков.
– У нас все готово для дорогих гостей.
Константин Константинович был не большим любителем застолья в военное время, ставя во главу угла дело. Однако долгая дорога и усталый вид адъютанта и полковника Максименко заставили его принять предложение собеседника.
Обед, которым комфронта угостил своих гостей, по временным параметрам можно было смело отнести к обеду англичан, ибо на дворе стоял вечер. Знаменитые "белые ночи" хотя уже подходили к своему концу, ещё давали стойкий серый полумрак и Рокоссовского, подмывало немедленно отправиться на передовую, но генерал не стал лезть в "бутылку". Вместо этого, отдав должное повару командующего, он пригласил начштаба Стельмаха на беседу для уточнения обстановки.
Столь необычное желание гостя не вызвало у начальника штаба особой радости, который также как и комфронтом считал, что Рокоссовский будет усиленно выискивать недостатки в его работе.