Ленька Пантелеев
Шрифт:
– Ладно... Идем. Достанем сейчас.
– Где?
– Неважно где. Беру на свою ответственность. Ты рассчитался?
– Да. Заплатил.
Они вышли на улицу. Волков шел уверенно, поглядывая по сторонам.
– А идти далеко?
– спросил Ленька.
– Нет... Тут, совсем близко. Вот хотя бы - в этом доме.
Они свернули под ворота.
– Если спросят, куда идем, - негромко сказал Волков, - говори: в квартиру двадцать семь, к Якову Львовичу. Понял?
Ленька ничего
– Почему?
– спросил он.
Волков не ответил.
На черной лестнице пахло кошатиной. На площадке мигала покрытая толстым слоем пыли десятисвечовая лампочка.
– А ну, нагибайся, - шепнул, останавливаясь, Волков.
– Что?
– не понял Ленька.
– Ну, быстро! В чехарду играл когда-нибудь?
– Играл.
– Нагибайся же. Черт! Слышишь? Пока никого нет.
Ленька понял.
Он нагнул голову, ладонями уперся в стену. Волков быстро и легко, как цирковой акробат, вскочил ему на плечи. Что-то хрустнуло, на лестнице стало темно, на голову Леньке посыпалась пыль и кусочки штукатурки.
Он почувствовал, что его затошнило. Что-то внутри оборвалось.
"Кончено", - подумал он.
Волков бесшумно, по-кошачьи, спрыгнул на каменный пол.
– Есть!
– услышал Ленька в темноте его радостный, возбужденный голос. Сто лимонов имеем. Живем, Леша. Пошли дальше!..
В этот вечер они свинтили в разных домах Мучного переулка восемь лампочек. В кустарной электротехнической мастерской на Гороховой улице продали эти лампочки по сто миллионов за штуку.
Тут же, на улице, Волков отсчитал и передал Леньке семьсот миллионов рублей.
– Ну, вот видишь, и заработали на твоего хозяйчика, - сказал он, улыбаясь и заглядывая Леньке в глаза.
– С гаком даже. И мне, мальчишке, на молочишко кое-что осталось. Просто ведь?
– Просто, - согласился Ленька.
– Завтра пойдем?
– Что ж... пойдем, - сказал Ленька. Его все еще тошнило. И на сердце было пусто, как будто оттуда вынули что-то хорошее, доброе, с таким трудом собранное и накопленное.
...На следующий день перед обедом он пришел на Горсткину улицу.
У дверей заведения стояла хорошо знакомая ему тележка. Одно колесо ее почему-то было опутано цепочкой, и на цепочке висел замок... В коридоре, на ящиках из-под пива, спал, подложив под голову руки и сладко похрапывая, Захар Иванович. На дверях хозяйского кабинета тоже висел замок. В укупорочной было тихо: машина молчала. Удивленный и даже слегка напуганный всем этим, Ленька приоткрыл дверь. Белокурая купорщица Вера сидела на табуретке у машины и читала какую-то сильно потрепанную книжку. Другие тоже сидели не работая.
– А-а, беглый каторжник явился!
– радостным возгласом встретила Леньку разливальщица Галя.
Его окружили, стали тормошить, расспрашивать.
–
– спросил он, оглядываясь.
– А ничего не случилось. Так просто. Надоело. Решили отдохнуть.
– Нет, правда...
– Итальянская забастовка у нас, - объяснила Вера.
– Какая итальянская?
– А такая, что сидим каждый на своем месте и не работаем. А из-за кого забастовку подняли, знаешь?
– Из-за кого?
– Из-за тебя и подняли, разбойник ты этакий...
Ему рассказали, в чем дело. Оказывается, хозяин в течение почти двух месяцев вычитывал из зарплаты Захара Ивановича штраф за разбитые Ленькой бутылки... Старик терпел и молчал, считая, что он виноват - не уследил за порученным его попечению мальчишкой. Наконец одна из судомоек не выдержала и пожаловалась в профсоюз. Оттуда приехал инспектор, от хозяина потребовали, чтобы он заключил с рабочими коллективный договор. Краузе отказался. Тогда союз предложил работникам "Экспресса" объявить забастовку.
– Ведь вот сволочь какая!
– не удержался Ленька.
– А где он?
– Кто? Адольф Федорович-то? Да небось опять в союз побежал. Уж второй день не выходит оттуда, сидит, торгуется, как маклак на барахолке. А тебе зачем он? Соскучился, что ли?
– Дело есть, - сказал, покраснев, Ленька.
– Я ему деньги принес.
В это время открылась дверь, и на пороге, потягиваясь и зевая, появился Захар Иванович.
– О господи... Никола морской... мирликийский, - простонал он, почесывая под жилеткой спину. И вдруг увидел Леньку.
– Э!.. Это кто? Мать честная! Троюродный внук явился! Ленька? Какими же это ты судьбами, бродяга?..
– Захар Иванович, - забормотал Ленька, засовывая руку за пазуху шубейки и вытаскивая оттуда связанные веревочкой деньги.
– Вот... возьмите... я вам...
– Что это?
– не понял старик.
– Деньги... которые за бутылки... Я думал хозяину отдать, а теперь...
– Да ты что?
– рассвирепел старик.
– Да как ты смеешь, карась этакий, рабочего человека обижать? Чтобы я твою трудовую копейку взял?! Да я что нэпман, капиталист? Да у тебя что в голове - мочало или...
– Нет, правда, возьмите, Захар Иванович, - чуть не плача просил Ленька, пытаясь засунуть в руки Захара Ивановича деньги.
– Брысь отсюдова!
– затопал ногами старик.
– А то вот я сейчас швабру возьму, да - знаешь?
– по тому месту, на котором блины пекут...
...Ленька вернул деньги матери. Он мог еще остановиться. Но он не остановился... Вечером пришел Волков, и у Леньки не хватило духу выгнать его, объясниться, сказать, что он не хочет знаться с ним... Он пошел по старой, проторенной дорожке.