Ленька Пантелеев
Шрифт:
Но все-таки он чувствовал себя очень неважно, когда, дернув шишечку звонка, услышал, как задребезжал на кухне колокольчик.
Дверь ему открыла тетка.
– Ты что ж это так поздно, работничек?
– спросила она строго.
– Почему поздно?
– уныло огрызнулся Ленька.
– Обыкновенно... кок всегда... работали... Мама дома?
– Дома, - ответила тетка. И почему-то с улыбкой (и с улыбкой зловещей, как показалось Леньке) добавила:
– У нее гости.
...В коридоре на вешалке висела потрепанная кожаная тужурка. Ленька с удивлением осмотрел
Он приоткрыл дверь и осторожно заглянул в комнату. За круглым чайным столом под голубым абажуром сидели Александра Сергеевна, Ляля и какая-то полная женщина в сереньком платье и в белом оренбургском платке, накинутом на плечи. Женщина сидела спиной к двери, пила из блюдечка чай и что-то говорила Александре Сергеевне. Голос ее показался Леньке знакомым.
Он скрипнул дверью и вошел в комнату.
– А вот и он сам собственной персоной, - весело объявила Александра Сергеевна.
Женщина торопливо поставила блюдечко и шумно повернулась вместе со стулом.
– Боже ж ты мой!
– сказала она, широко улыбнувшись.
И улыбка ее тоже показалась Леньке знакомой. Но все-таки он не мог вспомнить: кто это?
– Здравствуйте, - сказал он, останавливаясь посередине комнаты и растерянно поглядывая на мать и сестру.
– Леша, да неужели ты не узнаёшь?
– воскликнула Александра Сергеевна.
– Нет.
– Это же Стеша!
– закричала, захлопав в ладоши, Ляля.
Теперь он и сам удивился: как он мог ее не узнать? Правда, Стеша изменилась - пополнела, посмуглела почему-то. В уголках около глаз у нее появились чуть заметные морщинки. Но все-таки это была та же веселая, бойкая Стеша, которая водила его когда-то на прогулки, купала в ванне, рассказывала ему перед сном страшные сказки про царевича Дмитрия и учила его - в "темненькой" у красного деревенского сундучка - начаткам политической грамоты.
От Стеши пахло знакомым, домашним, но кроме того и еще чем-то: резиной, клеем, машинным маслом...
– Его и целовать-то страшно, - говорила она, сильными руками обнимая Леньку за плечи, отстраняя его от себя и с улыбкой разглядывая.
– Нет, вы посмотрите, какой кавалер вырос! А? На улице бы не узнала, честное слово!..
Глаза у нее были такие же искрящиеся, веселые, но мелькало в них и что-то грустное, сочувственное, когда она смотрела на Леньку.
– Эх, ты... дурачок... глупенький, - сказала она вдруг и, наклонившись, быстро чмокнула мальчика в щеку около уха.
У Леньки вдруг ни с того ни с сего задергались губы.
– Степанида Тимофеевна, пейте, пожалуйста... остынет, - сказала Александра Сергеевна, и Ленька с удивлением покосился на мать: чего это она вдруг вздумала называть Стешу по имени-отчеству?!
– Леша, и ты тоже - иди вымой руки и садись. Посмотри, с каким роскошным подарком явилась к нам Степанида Тимофеевна!
Посреди стола стояла высокая зеленоватая банка с вареньем или повидлом.
– А мне вот что подарили!
– пропищала Ляля, показывая над краешком стола маленький арабский мячик с красным треугольничком на черном шершавом брюшке.
– Да, - сказала Стеша, обращаясь к Леньке, - а тебе не подарю. Не рассчитала немножко. Оконфузилась. Тебе уж небось футбольный надо?.. А? Играешь?
– Нет... я не умею, - промямлил Ленька. Ему действительно никогда не приходилось играть в футбол. Какие там футболы! Не до футболов было...
...Намыливая на кухне серым жуковским мылом руки, лицо и шею, он почему-то вспомнил девушек, которых давеча обогнал на Международном. Потом вспомнился ему Мензелинск, зима позапрошлого года. Юрка, митинг на городской площади и песня о титанах труда, которую пели комсомольцы.
Бодро и фальшиво насвистывая мотив этой песни, он с удовольствием растирал лицо грубым кухонным полотенцем и думал о том, что ему повезло. Он избавлен от необходимости объясняться с матерью. А кроме того, он чувствовал, что с появлением Стеши в его жизнь врывается что-то хорошее, светлое, мужественное и сильное.
Когда он вернулся в комнату, за столом шел шумный разговор. При его появлении разговор оборвался. Он понял, что говорили о нем.
– Степанида Тимофеевна, - сказал он, усаживаясь за стол и принимая из рук матери стакан жидкого чая, - а вы как это нас разыскали?
– Это что за новости еще?!
– рассердилась Стеша.
– Какая я тебе Степанида Тимофеевна? Может, и тебя прикажешь Алексей Иванычем называть? Как разыскала? А так и разыскала. Ходила, ходила и нашла... А ты что, кавалер, говорят, грузчиком заделался?
Ленька покраснел, смутился, заерзал на стуле.
– Да, Леша, - сказала Александра Сергеевна, - вот и Степанида Тимофеевна тоже считает, что тебе надо учиться.
– Да боже мой, да какие могут быть разговоры!
– воскликнула Стеша. Лешенька, да как же тебе, голубчик, не стыдно, в самом деле? Такой способный!.. Вторым учеником в реальное поступил. И вдруг все забросить! Нет, уж ты как хочешь, а я от тебя, господин хороший, теперь не отвяжусь. Изволь поступать в школу...
– Он же не может, он работает, - вмешалась в разговор Ляля.
– Да, между прочим... Ты где работаешь?
– Тут... недалеко... на Сенной, у частника, - забормотал Ленька.
– Я слыхала, что у частника. Где? На какой улице? Как это тебя угораздило такого эксплуататора себе на шею заполучить? Он что, говорят, и договора с тобой не заключил?
– Нет, - со вздохом ответил Ленька, не зная, как замять этот разговор.
– Ведь вот негодяй, а?! Ну, погоди, выберу время, я с ним поговорю, с этим нэпманом.
– Ох, нет, Стеша, не надо, пожалуйста!
– испугался Ленька.
– Почему не надо?
– Потому что... потому что я уже ушел от него.
– Как ушел?
– ахнула Александра Сергеевна.
– А так, - сказал Ленька, багровея.
– Надоело, взял и ушел.
– Совсем?
– Совсем.
– А жалованье он тебе заплатил?
– Нет... Пока не заплатил. Но он обещал... на будущей неделе в пятницу...
– Ну, вот видите, как все хорошо получается, - обрадовалась Стеша. Значит, решено и подписано: будешь учиться!..