Леопард из Рудрапраяга
Шрифт:
С места своей засидки я без каких-либо помех мог наблюдать за десятью ярдами этой пешеходной дорожки, которая налево от меня пересекала овраг и шла на том же уровне по противоположной стороне, а направо, в каких-нибудь трехстах ярдах дальше, она проходила немного ниже кустов, где лежал труп. В овраге, там, где его пересекала тропинка, воды не было, но тридцатью ярдами ниже и еще немного дальше, а также в трех-четырех ярдах от корней моего дерева было несколько небольших луж — выходы ключей, которые образовали ручейки, стекавшие вниз; ручейки превращались в поток, дававший местным жителям воду для питья и для орошения полей.
Тропинка, которую я мог просматривать на расстоянии
Луна светила так ярко, что не нужно было никаких электрических фонарей, и, если бы леопард пришел по нижней тропинке или спустился по тропинке, идущей от домика, — как показывали следы его лап накануне, — я смог бы легко сделать выстрел по цели на расстоянии от двадцати до сорока футов.
Я прошел по холму немного вниз вместе с Ибботсоном, затем незадолго до захода солнца занял свое место на дереве. Несколькими минутами позже три темноспинных серебряных фазана — петушок и две курочки — сбежали с холма и, после того как напились в ручейке, вернулись тем же путем обратно. В обоих случаях они прошли мимо моего дерева, и то, что они меня не обнаружили, было достаточным доказательством, что мое потаенное укрытие вполне надежно.
В самом начале ночь была безмолвна, но в восемь часов послышались лающие звуки каркера в том направлении, где лежал труп. Леопард появился, и я был вполне убежден, что он не пришел ни по одной из тропинок, за которыми я следил. «Полаяв» несколько минут, каркер замолк, и снова наступила тишина, продолжавшаяся до десяти часов, когда вдруг опять раздались звуки, издаваемые каркером. Леопард был у трупа два часа — достаточное время, чтобы основательно наесться и многократно получить дозу отравы. На этот раз имелись все шансы, что хищник попался, так как в эту вторую ночь мы весьма старательно начинили отравой весь труп, заложив яд глубоко в тело жертвы.
Не закрывая ни на минуту глаз, я следил за холмом, возвышавшимся прямо передо мной и освещенным луной настолько ярко, что я мог разглядеть каждую травинку на нем. В два часа ночи я услышал, как леопард спускался по тропе от хижины. На эту тропу, так же как и на идущую внизу тропинку, я набросал много сухих листьев для того, чтобы заранее узнать о приближении леопарда, и то, что он сейчас, не чувствуя опасности, ступал по этим листьям, не пытаясь сохранить тишину, наполняло меня надеждой — хотя я ожидал и хотел в ближайшие несколько секунд всадить в него пулю, — что ему не по себе.
На повороте леопард сделал короткую остановку, потом, покинув тропинку, вошел в небольшую ложбину и, пройдя по ней до нижней тропинки, снова остановился.
Я сидел несколько часов, не двигаясь, сжимая руками винтовку, лежавшую на коленях. Убежденный, что людоед пойдет по тропинке, я решил дать ему пройти мимо. Когда минует опасность, что он заметит меня, я вскину оружие и выстрелю в него в то место, какое мне понравится. Несколько секунд я наблюдал за тропинкой, ожидая все время увидеть его голову из-за склонившихся ветвей. Когда напряжение стало невыносимым, я вдруг услышал, как он прыгнул внизу тропинки и начал спускаться по диагонали через холм к моему дереву. В тот миг я подумал, что каким-то непостижимым таинственным путем ему стало известно о моем присутствии на дереве, и, так как вкус трупа ему не понравился, сейчас он намеревается заполучить еще одну человеческую жертву. Однако оказалось, что, сойдя с тропинки, он не стремился добраться до меня, а хотел сократить путь к ручейку, потому что как только хищник прошел, не останавливаясь под деревом, я сразу же услышал, что он, шумно чавкая, пил воду.
Его поведение на холме и то, как он сейчас пил, позволяли мне надеяться, что он отравился, но, не имея опыта применения цианида, я не знал, когда яд подействует. Через десять минут после того, как леопард кончил пить, и когда у меня появилась надежда, что он подох у ручья, я вдруг услышал, как он пробирается вверх по холму по противоположной стороне оврага. И как только он достиг тропинки, которая огибала выступ горы, все звуки затихли.
Ни разу — ни когда леопард шел по тропинке или спускался во впадину, пробираясь по холму у подножия дерева, на котором я сидел, ни когда он пил или поднимался на холм по той стороне оврага, — ни разу мне не удалось его увидеть, так как случайно или преднамеренно он был крайне осторожен и использовал любое укрытие, куда не проникал ни один проблеск лунного света.
Теперь уже не было надежды на выстрел, впрочем, это и не важно, если только яд окажется таким сильным, каким ему надлежало быть по словам доктора из Найни-Тала.
Всю остальную часть ночи я провел сторожа тропинки и прислушиваясь к звукам. На рассвете пришел Ибботсон, и, пока мы кипятили столь желанный чай, я рассказал ему о всех происшествиях ночи.
Подойдя к трупу, мы увидели, что леопард съел ногу, начиненную ядом, от которой две ночи назад он откусил небольшую часть. Мы также заметили, что он «принял» еще две другие дозы отравы — одну в левом плече и другую со спины.
Теперь необходимо было предпринять поиски трупа леопарда, поэтому патвари, пришедший с Ибботсоном, был послан собрать для этой цели людей. Около полудня патвари вернулся вместе с двумястами жителями. Вместе мы цепочкой прочесали всю сторону холма в том направлении, куда ушел людоед. В полумиле от того места, где животное утоляло свою жажду, были большие скалы, у подножия которых находилась пещера с отверстием, достаточно широким, чтобы леопард мог туда проникнуть. Она углублялась далеко внутрь горы. Около входа в эту пещеру леопард изрыл когтями землю и изрыгнул пальцы ног своей жертвы, которые он целиком проглотил.
Тут же нашлось достаточно добровольцев, чтобы принести большие камни со скал и заложить ими вход. Пещера была запечатана так, что, когда мы уходили, никакому леопарду, если бы он там спрятался, не удалось бы удрать.
На следующее утро я вернулся с рулоном однодюймовой проволочной сетки и железными кольями. После того как камни были удалены, вход в пещеру был весьма искусно затянут сеткой. С этого момента и последующие десять дней я навещал пещеру утром и вечером, и в течение этого времени никаких новостей о людоеде не приходило ни из одной деревни на левом берегу Алакнанды. Мои надежды с каждым днем укреплялись; мне казалось, что в следующий визит я, наверное, смогу найти некоторые знаки, указывающие на гибель леопарда в пещере.
На десятое утро, когда я вернулся после посещения пещеры, где нашел проволочную сетку в полном порядке, Ибботсон встретил меня новостью: этой ночью в деревне в пяти милях отсюда и примерно в одной миле от дороги паломников на участке Рудрапраяг — Бадринатх была убита женщина.
Совершенно очевидно, что цианид не был подходящим ядом для животного, которое, по-видимому, прекрасно себя чувствовало и у которого мышьяк со стрихнином лишь стимулировали аппетит. Не было никакого сомнения в том, что леопард съел цианид и вошел в пещеру, ибо шерсть пристала к скале, когда он протискивался внутрь.