Лермонтов. Исследования и находки(издание 2013 года)
Шрифт:
Один из современных наших писателей процитировал недавно эти строки, расположив «лесенкой». И тогда стало еще яснее, как удивительно передал Пушкин в стихе это движение вниз… Кстати, Пушкин, вероятно, вспоминал те же места, что и Лермонтов; такую панораму можно увидеть только с Крестовой.
Сперва мы шли, потом мчались. Упираясь, отдуваясь, откинувшись всем телом назад, работая локтями, в надежде сдержать этот стремительный ход, жалея, что нет в теле тормоза,
Красиво в этом ущелье необычайно. Но разверстые глотки мечущихся возле тебя мохнатых чудовищ, их лай, надсадный до хрипа, до храпа, до клокотания внутри, их мелкие, как у хищных рыб, зубы и оттого еще более страшные кривые клыки, обрезанные уши, черные свирепые морды не составляют моих лучших воспоминаний.
Впереди, у самой Арагвы, против селения Урмис-сопели, на том берегу — гора. Нет, не гора! Огромная глыба словно скатилась откуда-то к самой воде, легла здесь и поросла густой рощей. Осенняя расцветка листвы — розовая, ржавая, рыжая, желтая, золотая, багряная — так богата тонами, что кажется, гору покрыли пестрым, цветистым ковром. И это особенно удивительно потому, что ущелье безлесно.
Форма горы отчасти напоминает колпак, каким покрывают домашний чайник, — скаты крутые, а гребень длинный и узкий. На гребне — развалины крепости. Полезли наверх по обратному скату горы; он крут, но порос зеленой травой и опутан овечьими тропами: они тянутся одна над другой, как узенькие террасы, в несколько сантиметров ширины.
Забрались. Наверху — осыпь камней, остатки крепостной стены, башен, церкви, ступени разрушенной лестницы. Стоит часовня без крыши, сложенная без раствора из плоского шифера и кое-где хранящая следы обмазки.
День ясный. На солнце греются змеи и с шорохом ускользают при нашем появлении в расселины.
Внизу, под горой, уступами расположилось селение Хатиссопели (Дзуар-кау по-осетински) — несколько домиков с плоскими кровлями.
Но вот мы спустились и снова выходим к руслу Арагвы, отошли от горы на расстояние примерно полукилометра вниз по течению, сравнили вид на гору с лермонтовским рисунком… она! Вот гора, покрытая рощей, вот повороты ущелья. Селение на другом берегу (Урмис-сопели), те же контуры дальних вершин. И развалины. У Лермонтова на рисунке крепость только еще начала разрушаться. А теперь уже осыпалось все почти до самого основания. Но, очевидно, церковь и тогда пустовала.
Теперь уже нет сомнений — Лермонтов был здесь! Не то заехал сюда от Квешети, сделав крюку верст пятнадцать, не то спустился от самой Крестовой, оттуда, где лежат камни Гуды, по той же тропинке, что мы.
Но как бы то ни было — ясно одно: он побывал в верховьях Арагвы, бродил по этим местам и не только нарисовал эти развалины: силой творческого воображения он населил их людьми, превратил в своей поэме в «замок Гудала», куда прилетает Демон, куда спешит нетерпеливый жених. А потом в эпилоге описал то, что изобразил на рисунке:
На склоне каменной горы Над Койшаурскою долиной Еще стоят до сей поры Зубцы развалины старинной. Рассказов, страшных для детей, О них еще преданья полны… Как призрак, памятник безмолвный, Свидетель тех волшебных дней, Между деревьями чернеет. Внизу рассыпался аул, Земля цветет и зеленеет; И голосов нестройный гул Теряется, и караваны Идут, звеня, издалека, И, низвергаясь сквозь туманы, Блестит и пенится река [808] .808
«Демон», ч. II, эпилог.
В этом описании есть все, что мы видим и сейчас в ущелье Гуды: и «аул» — Хатис-сопели, и роща на склоне горы, которую, по преданию, нельзя вырубать,
809
«Демон», ч. II, эпилог.
Во всем этом описании имеется только одна неточность: «Кайшаурская» пишется через «а», но не через «о», как послышалось Лермонтову. Эта непроизвольная ошибка повторена и в «Герое нашего времени». И только!
Что касается имени властителя замка Гудала — его происхождение тоже не вызывает сомнений и служит подтверждением тому, что Лермонтов связал действие поэмы именно с этим ущельем — с ущельем Гуды, под Гуд-горой, над которым властвует легендарный дух Гуда, полюбивший красавицу, жившую в этих местах:
Высокий дом, широкий двор Седой Гудал себе построил… Трудов и слез он много стоил Рабам послушным с давних пор. С утра на скат соседних гор От стен его ложатся тени. В скале нарублены ступени; Они от башни угловой Ведут к реке, по ним мелькая, Покрыта белою чадрой, Княжна Тамара молодая К Арагве ходит за водой [810] .Выше Хатис-сопели, при слиянии Арагвы с другой, безымянной речкой, образуется выступающая мысом вперед гора, поросшая зеленой травой. На гребне ее видны другие развалины. Жители расположенного у подножия селения Эрето говорят, будто бы тут был монастырь, «в который попал гром». Осетин Василий Самашвили из Хатис-сопели называет эти развалины «амаглеба», то есть монастырем «вознесения».
810
«Демон», ч. II, строфа V.
Очевидно, это и есть та обитель, о которой говорил Висковатов, утверждавший, что на берегу Арагвы был монастырь, разрушенный громовой стрелой.
Сейчас это тоже развалины. На уцелевшей части стены висит небольшой колокол, на упавших обломках — почерневшие от времени «дроша» — «хоругви», ритуальные куски кисеи, ибо место почиталось священным.
В четырех километрах от Хатис-сопели, на левом берегу Арагвы, против селения Квемо Ганиси, в отвесной скале видна какая-то щель. Оказывается, это пещера, в которой, согласно легенде, томится богатырь Амирани. Понятным становится, почему в «Демоне» путник, до слуха которого доносятся рыдания безутешной Тамары, думает: