Лес на краю света
Шрифт:
Обед — ну, как получится и где получится. Но он получился сразу после возвращения в гостиницу. Я решил вопрос немедленно и радикально, поев в гостинице. Такая возможность есть, просто я раньше ею не пользовался. А то ходить, искать, рисковать несварением после отысканного… Теперь можно смело идти в караван-сарай «Гюмри» к Мехмеду. По дороге я вспоминал, что же означает название на известных мне языках, но ничего близкого вспомнить не мог.
Караван-сарай, куда я прибыл, имел обычную для таких сооружений конструкцию: кольцеобразное наружное здание, кольцеобразный же внутренний
Наружное здание с глухой внешней стеной разделено на множество отсеков, а внутренней стены практически нет, вместо нее ворота или вообще ничего. В каждом отсеке размещаются животные и транспортные средства купца. Там же может складироваться и груз. Во внутреннем здании — комнаты для приехавших. Можно даже придумать и другую аналогию — форт с центральным редюитом. Редюитом раньше называли внутреннее укрепление — последний оплот защиты. Аналоги этому — цитадель в городе или донжон в замке.
Раньше здесь помещались все: и сами купцы, и охрана, и погонщики вьючных животных. Теперь уже часто купцы живут в комфортабельной гостинице, а здесь помещаются низовые работники каравана. Ну и животные. Впрочем, могут быть и автомобили. Но автомобильные караваны пока ходят по обжитым местам и недалеко от Великой. Бензин-с. Если бы до Хараза имелись паромы и бензоколонки, вьючные караваны туда и оттуда исчезли бы.
Но, может, пройдет пара сотен лет, и так будет…
Хозяин караван-сарая оправдал надежды, поселив у себя небольшую группку изандийцев, и за лепту малую согласился меня с ними свести и предоставить местного полиглота.
Побеседовал я с изандийским купцом. Имени его я не назову — больно заковыристое. Еще при встрече присутствовали двое его телохранителей и мальчишка-полиглот из местных специалистов «позови-принеси».
Разговорного изандийского не знал ни я, ни мальчишка. Зато один из телохранителей знал джамийский язык, а мальчишка тоже кое-что мог сказать на этом языке. Когда знаний джамийского языка не хватало, пользовались еще каким-то восточным языком, о котором я и не слышал, а телохранитель и мальчишка пару фраз знали.
В общем, путем многократного перевода рождалась истина. Или заблуждение, ибо проверить было невозможно.
Вкратце выяснил я вот что:
1. Изандийцы не поклоняются богам и богиням вроде Кали. Поэтому для типичного изандийца поклонение Злу в чистом виде немыслимо.
2. О великих магах-изандийцах, добровольно ставших живыми мертвецами, купец не слышал. Но тут его свидетельство не очень ценно. Он не маг, и Ашмаи мог уйти оттуда давным-давно, еще до рождения купца.
3. Купец вспомнил, что лет за шестьдесят до этого в западной части его страны случился бунт, и правитель его очень жестоко подавил. Вся провинция опустела. Кто был убит, кто продан в рабство, кто бежал в сопредельные земли, хотя изандийцев нигде не любили. Но разница между «не любят» и «убивают» понятна каждому.
Среди изгнанных и особо преследуемых были люди из общества Черного Дракона. Купец не знал, что конкретно отличало это общество, чем они вообще занимались, чем конкретно прогневан и владыку (титула я не смогу произнести), но запомнил, что даже в его юности, если у человека находили изображение черного дракона, следовала жестокая казнь. Обычно перепиливали заживо пилой. Иногда заливали рот кипящим маслом.
Я попросил его изобразить этого дракона, если он не сочтет это неприемлемым для себя. Купец подумал и согласился.
Кликнули слугу купца, он принес небольшую чашечку вроде восточных пиал, палочку туши, кисточку и воду. Купец сноровисто развел тушь в чашечке и несколькими мазками изобразил этого дракона. Цвет у него должен быть черный, но с белой головой. Изандийские драконы на наших не похожи, таких усов у наших не водится.
Отчего я попросил почтенного купца рисовать? А потому что, согласно нашим книгам, изандийцы говорят, что существуют девять драконов (и у каждого по девять детей). Драконы отождествляются со стихийным началом, они управляют естественной магией, отвечая за разные ее проявления. Еще они хранят отдельные провинции и города Изандии. Но среди них нет черного. И вообще они однотонные, только когти и усы могут быть другого цвета, нежели туловище.
И выглядел этот дракон — как сжатая часовая пружина. А прочие драконы имели иные позы при изображении.
Чем-то мне это подозрительно.
Вот и все. Много я не узнал, но больно сложная беседа была — с этим многослойным переводом, ожиданием, пока мы чай хлебаем, пока купец набьет себе трубку каким-то ужасно вонючим зельем… И это точно не табак, хотя я и табачного запаха не люблю.
Чай у изандийца оказался очень крепким, но ужасно горьким. Представьте себе — две щепотки на четверть стакана воды. Выпили, вылили последнюю каплю (это тоже обычай), заварили заново. Они считают, что если чай остыл, то превратился в яд. Фигня, конечно, но человеческие заблуждения очень живучи. Впрочем, и с нелюдями такое тоже часто случается.
А теперь надо в номер и все обдумать. Думать придется и сегодня, и завтра — чего полезного или возможно полезного я извлек из нескольких дней познания изандийского мира и мироощущения?
Вот и будет о чем подумать, благо после этого чая я, скорее всего, опять спать не смогу. Поужинаю в гостинице, чтобы далеко не бегать, а сам буду валяться на кровати и размышлять.
Так я и сделал. Поужинал и пошел в свой номер.
А теперь можно прилечь и подумать про изандийское. И думал я, и думал, и пришел к следующим выводам (или заблуждениям):
1. Мне отчего-то не верится, что Не-мертвый — изандиец. Хотя не исключу, что кто-то из общества Черного Дракона с ним работал и, может, даже учил его. Может, он до сих пор сопровождает Не-мертвого, в виде зомби.
2. Надо будет в понедельник попробовать заказать знак этого дракона. Хотя бы стилизованный, если мастера справятся за три дня. И на подступах к озеру надеть его на шляпу или шею. Если это наведет Не-мертвого или его слуг на ненужные размышления или как-то помешает им, я буду очень рад. Нет — меня этот значок не очень перегрузит.