Лес на той стороне, кн. 1: Золотой сокол
Шрифт:
Доморад Вершилович был довольно богатым купцом. Еще прошлой осенью он закупил в плодородных полянских землях зерна, теперь забрал его, набрав в придачу сыров, масла, соленого мяса, и ехал с этим товаром через пострадавшие от неурожая земли, меняя еду на меха, добытые за зиму. А меха в Полотеске можно выгодно продать варяжским гостям. И все было бы хорошо, если бы не подвело здоровье.
На этой отмели полотеские гости жили уже третий день, потому что у Доморада прихватило сердце. С посиневшими губами, он лежал в шалаше и едва дышал, так что вся его дружина сидела испуганная, а Зорко ходил суровый и сосредоточенный, опасаясь, что не довезет отца живым даже до ближайшего села.
– Говорил я ему: сиди
– Я бы тоже не отказался! – Зимобор улыбнулся. – Греческое море-то поглядеть, есть ли оно на свете или так, болтовня одна. Смелый у тебя батя!
24
Знаменитый путь «из варяг в греки» начал функционировать на рубеже VIII и IX веков, то есть по тем временам совсем недавно.
– Смелый! – проворчал Зорко с таким видом, что, дескать, морок один это все, но видно было, что в глубине души он гордится своим беспокойным родителем. – Не, не нашли. От полянских земель, от Киева-города еще дальше на полудень надо, вниз по Днепру, а там опасно – и пороги, и степняки всякие. Ну их! Туда если ездят, то большие обозы собирают. И это на целый год с чурами прощаться! [25] Хоть это уговорил – домой вот возвращаемся. Я вообще, если хочешь знать, мог бы и сам съездить! Дороги все с закрытыми глазами знаю! Я с ним уже десять лет езжу каждый год. Тетка нам травок с собой надавала, да вот толку от них чуть. Надо бы в село, где хоть какая-нибудь приличная травница есть, или волхва хорошего найти, а тут, в лесу, только лешего, тьфу, найдешь!
25
В смысле уехать из дома на целый год.
Зимобор осторожно сунул руку за пазуху и оторвал пару стебельков от венка Младины. Будучи оторванными, ландыши сразу увяли и высохли, оставаясь почти такими же белыми, как будто их высушила со всем тщанием самая умелая зелейница [26] .
– Вот тебе молодильник, завари, пусть пьет по глотку по три раза в день. – Зимобор протянул Зоричу сухие стебельки. – Я знаю, мой отец такой же хворью страдал. Ему помогало.
– И ты что же, молодильник всегда при себе носишь? – с удивлением спросил Зорко, бережно принимая хрупкие стебельки и нюхая – ему это средство тоже было хорошо знакомо.
26
То же, что травница, то есть женщина, знающая свойства трав. От слова «зелие» – трава.
– Нет, – Зимобор усмехнулся, – у меня за пазухой сам растет.
Утром Домораду стало настолько лучше, что он сам выбрался из шалаша и сидел на воздухе, глядя, как Зимобор и Зорко упражняются, сражаясь вместо мечей на палках. Молодой купец сам попросил Зимобора поучить его, потому что сразу увидел, что у смолянина есть чему поучиться. Даже вооруженный простой палкой, Зимобор очень ловко успевал прикрыться щитом от любого выпада и найти неприкрытое место у соперника. Каждое его движение было быстрым, четким, осмысленным – драться
– Ты бы еще моих обалдуев поучил, – попросил его запыхавшийся Зорко, – а то нападут, сохрани Попутник, а они только палками и могут… Машут, как цепами на току, разве же это драка!
После двух голодных зим купеческая дружина, потощавшая и ослабевшая, и впрямь выглядела не слишком грозно. Многие ратники впервые в жизни забрались так далеко от родных мест. Молодой кожемяка по прозвищу Костолом нанялся в дружину к Домораду, потому что в полуразоренном городе не хватало работы и отец не мог всех прокормить, но был вполне доволен переменой в судьбе, он еще раньше, в Полотеске, наслушался рассказов бывалых людей и тоже хотел посмотреть мир. Сивак, Печурка и Неждан, наоборот, прожили жизнь в глухих родовых поселочках, но в самую голодную пору были проданы своими старейшинами в холопы к купцу в обмен на еду. Эти трое, особенно двое последних, еще совсем молодые парни, поначалу шарахались от каждого незнакомца и искренне считали, что уже заехали на тот свет, раз так далеко от дома.
– Этот совсем дикий! – оживленно рассказывал Зимобору Костолом, как городской человек городскому, кивая на Неждана. – У них, слышь, еще в глуши на сестрах женятся, потому что все чужие – вроде как лешие!
– Сам ты леший! – злобно отвечал Неждан. По нему было видно, что продали его совсем не от хорошей жизни: он и сейчас еще был истощен, под глазами на бледном лице вечно темнели круги. – У нас стариками все заповедано: из каких родов можно брать невест, из каких нельзя. А если нельзя, значит, нечистый род.
– А на сестре нельзя жениться, – подтверждал и Сивак. – У нас вот, чтобы злого дела не случилось, пока мальчонка еще маленький, его в материнский род отправляют на воспитание, а там ему невесту подбирают. У нас все по порядку, как богами научено, дедами завещано. Это у вас там в городе все перемешано: хоть водяница из реки вылезь, вы и ее за девку примете!
– Да что же она не лезет? – Таилич бросил мечтательный взгляд на реку. – Хоть бы и водяница, я бы…
О девушках им оставалось только мечтать: жениться пока никому было не по средствам.
Из оружия все они привыкли держать в руках рабочий топор, охотничий лук да рогатину. Утешало только то, что разбойники, которые могли на них напасть, будут вояками ничуть не лучше и в руках у них будут те же рабочие топоры.
К следующему утру Доморад почувствовал себя настолько хорошо, что велел двигаться дальше. За день два струга прошли остаток пути до устья Гостилки, переночевали в маленьком рыбачьем селе, а завтра поднялись по реке почти до истоков, где стоял погост под названием Новогостье, принадлежавший полотескому князю. Выше него река уже не была судоходной, и от Новогостья была проложена гать, струги и товары за две версты по лесу доставляли к другому городку, Радегощу. Он стоял на реке Выдренице, по которой можно было плыть дальше, к реке Оболянке, а с нее на Западную Двину.
Городок Новогостье был невелик и тесен – весь он умещался на мысу, отделенном от берега высоким, но обветшавшим частоколом. Внутри укрепления располагались только длинные дружинные избы, конюшни и амбары для собранной дани. Здесь же стоял тиунов двор: в одной клети и горницах жил сам воевода с домочадцами, вторая предназначалась для князя или воеводы, возглавляющего полюдье. За частоколом беспорядочно выстроилось сельцо, где жили в основном рыбаки, землепашцы и несколько ремесленников. На пригорке стояло маленькое святилище с дубовыми идолами, у которых были грубо обозначены только лица. Но оно выглядело заброшенным: оба местных волхва умерли последней зимой, замены им пока не нашлось. Зорко, как заботливый сын, сразу стал искать для отца травника, но местные жители качали головами: