Лес разбуженных снов
Шрифт:
– Ага, он еще запаян золотой фольгой! Удивительно, впервые вижу подобное!
Стелла, приблизившись к гробу, увидела сверкающую в лучах прожекторов пленку, закрывавшую содержимое гроба. Фольга была покрыта рисунками, изображающими ратные подвиги Вулка Сепета: князь, сидя на коне, рубил головы османам, восседал на троне и даже собственноручно усаживал кого-то на кол.
– Разрежьте фольгу! – потребовал князь Юлиус.
Профессор Вассерман возразил:
– Ваша светлость, это произведение средневекового искусства! Повредить ее –
Князь Юлиус ничего не ответил, но по выражению его лица было понятно, что ему надоело ждать. Профессор и его коллеги принялись за извлечение гвоздиков. Время тянулось неимоверно долго. Стелла ощутила холод и поежилась. Марк, скинув полицейскую куртку, бережно накинул ее на плечи доктора Конвей.
– Какой, однако, джентльмен… – заметил с гадкой усмешкой князь Юлиус. – Дорогая Стелла, не желаете ли пока что пройтись в мои апартаменты – предлагаю вам перекусить. Все равно извлечение гвоздей продлится не меньше часа или даже двух.
Стелла отказалась. Князь удалился, оставив в качестве цербера адвоката. За окнами капеллы уже сгустилась тьма, когда профессор Вассерман, вознеся над головой крошечный гвоздик, произнес:
– Последний! Теперь мы можем снять фольгу и…
– Без его светлости категорически запрещено! – отрезал адвокат и начал звонить по мобильному. – Ваша светлость, все готово! Конечно, пока вы не придете, никто не посмеет прикоснуться к гробу!
– Его светлость корчит из себя китайского императора, – заметил Марк. – Или японского.
Князь Юлиус заставил себя ждать и появился через четверть часа. Бросив плотоядный взгляд на Стеллу, он сказал:
– Дорогая, вы многое упустили, оставшись в холодной капелле. Профессор, снимайте фольгу!
Вассерман побледнел.
– Не могу поверить, что сейчас мы увидим бренные останки князя Вулка Сепета, скончавшегося более шестисот лет назад… Ну что же…
Он приподнял фольгу и передал ее двум помощникам, а затем заглянул в гроб. Его лицо выразило крайнюю степень удивления. Покачнувшись, он поднял взгляд на присутствующих и ошеломленно пробормотал:
– Этого не может быть! Этого просто не может быть!
Его светлость князь Юлиус рванулся к гробу и, заглянув в него, истерично вскрикнул:
– В чем дело, профессор? Вы решили надуть меня? Без моего ведома вскрыли гроб?
– Как вы можете подозревать меня в подобном! – оскорбился бородатый историк. – Ваша светлость, вы же сами видели, что гроб, запаянный золотой фольгой, забитый и скрепленный скобами, находился в неповрежденном саркофаге! Не сомневаюсь, что в течение шести с лишним столетий к нему никто не прикасался!
– Тогда как понимать это? – завопил Юлиус, указывая пальцем, увенчанным перстнем с фамильным гербом, на гроб. – Или вы хотите сказать, что тело до такой степени разложилось, что не осталось ни единой косточки?
– С учетом того, что гроб был так тщательно запаян и закрыт, мы должны были найти отлично сохранившееся тело князя Сепета, – пробормотал профессор Вассерман. – Я бы не удивился, если бы покойный выглядел как живой человек, заснувший несколько минут назад. Так было с телом Иоганна Вольфганга фон Гете: когда советские солдаты вскрыли герметически запаянный его саркофаг в Веймаре, то их глазам предстало ничуть не изменившееся тело великого поэта, хотя к тому времени со дня смерти Гете прошло около ста двадцати лет.
– Так в чем дело? – подбежал к гробу Бонифаций Ушлый.
Репортер заглянул в гроб, отшатнулся и начал мелко креститься.
– Там никого нет! – закричал он, и его слова многократным эхом прокатились под сводами капеллы. – Гроб совершенно пуст! Вулкодлак выбрался наружу!
– Не мелите чепуху, – резко бросил Марк и подошел к гробу.
Стелла последовала за ним. Посмотрев в гроб, доктор Конвей не увидела ничего, кроме пустоты. Ни пыли, ни обломков костей, ни обрывков одежды или ратных доспехов.
– Может быть, под влиянием каких-либо факторов тело попросту бесследно исчезло? – предположил князь Юлиус. – Ведь саркофаг по-латыни – «пожирающий плоть». Его так назвали древние римляне, потому что тела, помещенные в подобные могилы, со временем полностью рассыпались в прах.
– Но здесь нет и праха! – ответствовал потрясенный профессор Вассерман. – У римлян саркофаги были из пористого известняка, а этот высечен из цельной глыбы гранита. Гроб был запаян, никакие насекомые и грызуны не могли бы проникнуть внутрь. И даже если бы подобное произошло, то остались бы кости. Но гроб пуст! Я ничего не понимаю!
– Господи, неужели вы не понимаете? – продолжая креститься, прошептал Бонифаций Ушлый. Журналист оступился и рухнул на каменные плиты капеллы. – Вулкодлак выбрался из могилы и рыщет где-то поблизости в поисках новых жертв! Он уже убил двоих и наверняка продолжит свое кровавое пиршество. Вы разве не слышите?
Откуда-то издалека в капеллу ворвался протяжный вой, то уходящий по тону ввысь, то низвергающийся до низких нот. Стелла похолодела, а Ушлый закричал:
– Ему не нравится, что вы разворотили его могилу! Не удивлюсь, если это его разозлит! Еще бы, вы лишили его дома! Вулкодлак отомстит за подобное, и месть его будет ужасна!
– Замолчи, идиот! – дрожащим голосом произнес князь Юлиус.
Вой нарастал, переходя в захлебывающийся кашель. Вдруг к вою присоединились другие, более тонкие и тоскливые голоса.
– Волки! – заметил кто-то из историков. – Как пить дать, волки!
– Он ими повелевает! – заорал Ушлый. – Господи, и зачем я согласился принимать участие во всем этом? Он же теперь будет за мной охотиться! Изыди, нечистая сила! Пощади меня, Вельзевул!
Плюясь и крестясь, Ушлый выкатился из замковой капеллы. Стелла шепнула Марку: