Лес разбуженных снов
Шрифт:
Стелла не была представлена Амелии, однако была знакома с ее репутацией. Адвокатша, которой принадлежали небольшой палаццо в Венеции (часть отступного при разводе со вторым мужем – итальянским графом) и островок в Эгейском море (презент благодарного клиента, бывшего премьер-министра страны, обвинявшегося в зверском убийстве молодой любовницы и признанного в итоге невиновным), не любила проигрывать. Благодаря великолепному знанию законов и еще более великолепному знанию лазеек между законами, Амелия Гольдман почти во всех делах умудрялась разрушить линию защиты, посрамить прокуратуру и добиться если не оправдательных, то невероятно мягких приговоров для подопечных – проворовавшихся
Почти во всех делах, но не во всех. Стелла знала, что Черту ничто не поможет – уж слишком серьезными были улики против него, и одним красноречием, пускай ни в чем не уступающим знаменитым филиппикам Цицерона, их не опровергнуть. Странно, что подсудимый отверг предложение прокуратуры признать себя виновным и не выходить на процесс – в таком случае его обещали поместить до конца жизни в комфортабельную, недавно введенную в эксплуатацию тюрьму для госчиновников, где имелись обширная библиотека, разнообразное меню в столовой и даже бассейн. Черт отказался сотрудничать со следствием, не отвечая ни на один из вопросов, и заявил на первом заседании, что виновным себя не признает.
Пока что Амелия мало себя проявила, лишь добилась отвода двух свидетелей и подвергла сомнению выводы экспертизы метахондрий. Стелла Конвей знала: если дело пойдет так и дальше, то Черт получит двадцать восемь раз пожизненное заключение (по количеству жертв) и отправится в печально известный тюремный комплекс, условия содержания в котором парламентарии и комиссии Европейского Союза постоянно подвергали самой резкой критике.
– Свидетель, назовите свое полное имя, возраст и профессию! – произнес судья.
Стелла Конвей охотно пояснила:
– Меня зовут Стелла Конвей, тридцать один год, последние пять лет являюсь специальным агентом отдела по расследованию серийных убийств при министерстве внутренних дел.
– Господин прокурор, можете приступить к допросу свидетеля! – разрешил судья.
Феликс Дарбич, поднявшись из-за стола, пружинистой походкой направился к Стелле. Вопросы были рутинными, ответы на них заранее согласованы с прокуратурой – Амелия не должна найти ни единой зацепки. Стеллу несколько удивило то, что при подготовке процесса Феликс не пожелал ее видеть и прислал к ней своего помощника, который притащил папку с вопросами и заранее напечатанными ответами. Доктор Конвей выпроводила ретивого молодчика, а затем позвонила Феликсу и заявила ему, что не собирается выступать в роли попугая, повторяющего заученные фразы. Феликс во время того телефонного разговора был сух и резок – вероятно, никак не мог простить ей, что она сама ушла от него, а не дождалась, пока он ее бросит. Или (эта мысль пришла Стелле позднее) он все еще любит ее? Впрочем, какая разница – у Феликса жена, с которой он состоит в законном браке больше пятнадцати лет, трое детей-школьников и перспектива через год-два занять место прокурора столицы.
– Благодарю вас, доктор, – произнес прокурор, на лице которого играла торжествующая улыбка.
Судья обратился к Амелии Гольдман:
– Госпожа защитник, вы будете допрашивать свидетеля?
Адвокатша, облаченная в черный брючный костюм, с нитью отборнейшего бахрейнского жемчуга на тонкой шее, ответила завораживающим мелодичным голосом:
– Да, ваша честь, не премину воспользоваться данной возможностью.
Амелия не торопясь поднялась из-за стола, одарила присяжных доброй улыбкой, подошла к Стелле и участливо поинтересовалась:
– Вы хорошо себя чувствуете, доктор Конвей?
Стелла несколько резковато ответила:
– Более чем.
– Я рада, – ответила Амелия Гольдман. – Хотя вообще-то у меня создается впечатление, что вы не в своей тарелке, доктор Конвей. Хотите бокал воды?
– Нет, – ответила Стелла.
– Может, на вас так угнетающе действует спертая атмосфера в зале? Кондиционеры, увы, еще старые, социалистические… – многозначительно произнесла адвокатша, повернувшись к присяжным.
Из рядов, где восседали журналисты, послышались отдельные смешки.
Стелла подумала, что наличие у Черта, лишившего жизни почти тридцать дам, женщины-адвоката, по мнению Амелии, наверняка производит положительное впечатление на присяжных.
Судья, нахмурившись, произнес:
– Госпожа защитник, переходите к допросу свидетеля.
– Ваша честь, я уже допрашиваю свидетеля, – почтительно ответила Амелия, повернулась лицом к Стелле и спросила: – Или ваше хорошее настроение испортилось по причине того, что вы находитесь в одном помещении с господином Чертом?
– Ваша честь, протест! – подал голос прокурор Феликс Дарбич. – Не понимаю, к чему защита адресует свидетелю совершенно посторонние и совершенно нелепые вопросы. Хотел бы я видеть человека, за исключением самой госпожи защитника, кто был бы в диком восторге от общества подсудимого – жестокого убийцы и насильника!
Представители прессы снова закхекали.
– Господин обвинитель, советую вам приберечь подобные остроумные, с позволения сказать, замечания для пресс-конференции! – заявил судья. – Господин Черт, пока не доказана его вина, не может быть назван убийцей и насильником, и доказать это – ваша задача. Что же касается защиты, то, госпожа Гольдман, прошу не ходить вокруг да около, иначе буду вынужден сделать вывод, что свидетель вам не требуется, и тогда я отпущу доктора Конвей.
– Ваша честь, у защиты имеются все основания полагать, что доктор Конвей предвзята в своих суждениях. Этим и объясняются мои вопросы, – ответила Амелия.
– Продолжайте, – бросил судья.
Стелла на мгновение закрыла глаза. Черту инкриминировалось двадцать восемь убийств. Но их могло бы стать двадцать девять. О том, что Кровавый Дьявол напал на нее десять месяцев назад, вскоре после того, как она выступила в ток-шоу, где обсуждались деяния маньяка, знали только она сама и, разумеется, Вацлав Черт. Он изнасиловал ее и приготовился убить, но Стелле удалось вонзить ему в правое предплечье ножницы. Черт попытался задушить свою жертву, но не смог сделать это одной рукой и ретировался, оставив ее в полуобморочном состоянии на ковре спальни. Доктор Конвей приняла решение не информировать полицию. Черт овладел ею, а даже спустя десять месяцев после происшествия Стелла никак не могла отделаться от чувства дурноты, временами накатывающего на нее, когда она всего лишь вдруг вспоминала тошнотворный запах его дорогой туалетной воды.
Неужели Черт сообщил о нападении на нее Амелии? И она намерена использовать это каким-то образом в своих целях?
– Доктор Конвей, – произнесла Амелия Гольдман, – доводилось ли вам встречаться с подсудимым, господином Вацлавом Чертом, до сегодняшнего дня и при каких обстоятельствах?
Все взгляды устремились на Стеллу. Она опустила голову и попыталась совладать с паникой, охватившей ее. Что же делать? Сказать правду? Но тогда придется признать факт нападения и изнасилования, а также то, что она, специальный агент министерства внутренних дел и в то же время – сотрудник команды по поимке Кровавого Дьявола, намеренно скрыла от следствия чрезвычайно важную информацию. Ведь после нападения на нее Черт лишил жизни еще четырех женщин. Если бы его схватили после нападения на нее, они бы, может быть, остались в живых…