Лесная армия
Шрифт:
– Получается, прошли они где-то здесь… – генерал посмотрел на западный лес.
– Это только версия, товарищ генерал-майор. Участок обширный, тропы через болота пока не выявлены. У нас не хватает людей, чтобы отрабатывать все направления.
Генерал погрузился в задумчивость.
Серов был любопытной фигурой. Он успешно воевал под Сталинградом, командуя механизированной бригадой, блестяще выполнял боевые задачи на Курском выступе. Волевой, решительный, одаренный, умеющий нестандартно мыслить и предпочитающий все видеть сам, нежели узнавать по «испорченному телефону». Он никогда бездумно не посылал солдат на смерть, каждую операцию тщательно продумывал. Впереди пехоты ставил бронетехнику, активно применял всю имеющуюся артиллерию, авиацию, предпочитал фланговые охваты и прорывы в глубокий тыл.
В войсках генерала Серова любили. Немцы неоднократно назначали награду за его голову. Но не только на той стороне он имел недоброжелателей. В 1939 году Михаил Константинович, тогда еще полковник, командир бригады в Приволжском военном округе, участник боев на озере Хасан, был снят с должности, лишен звания, наград и арестован. Обвинение было обычным для того времени: шпионаж, измена Родине и подготовка террористических актов. Полгода по тюрьмам и СИЗО, перевод во внутреннюю тюрьму НКВД, ежедневные допросы, пытки, избиения. Генерал никого не сдал и не подписал признания – лишь упорно твердил, доводя следователей до бешенства: «Я ни в чем не виноват, это ошибка».
В 1940-м его выпустили по личному распоряжению наркома Берии. Ходили слухи, что, ознакомившись с масштабами репрессий в Красной армии, Лаврентий Павлович схватился за голову: «Ребята, вы слишком переусердствовали! А если завтра война? Кто воевать будет? Порубили всю Красную армию! Недобитым буржуям, белокитайцам и японским милитаристам такое счастье и не снилось!»
Дело закрыли в связи с отсутствием состава преступления. Семью вернули из лагеря, соединили с кормильцем, отправили на Кавказ восстанавливать пошатнувшееся здоровье. А потом Серову дали новое назначение, теперь уже в Краснознаменный Киевский округ.
– Хорошо, товарищ майор, благодарю за ценные сведения, – генерал свернул карту. – Садитесь в машину, едем дальше.
Дальше дорога петляла по равнине, леса отступили. Набежало облачко, закрыло солнце – впрочем, ненадолго.
– Все спокойно, товарищ майор, – покосился на командира Левицкий, – под разнос не попали?
– А надо было? – не понял Кольцов.
– Так это самое… – лейтенант смутился, – перестарались же в последнем бою, когда диверсантов ловили, ни одного «языка» – а ведь они многое могли рассказать…
– Эта история не дает тебе покоя? – Кольцов всмотрелся в смущенное лицо подчиненного. – А кто перестарался-то? С бойцов надо спрашивать, это они усердие проявили, когда под обстрел попали. Мы пришли, а там уже шаром покати – вся диверсионная группа на том свете.
– Энтропия, туда ее… – вздохнул на заднем сиденье Караган.
– Чего? – не понял Левицкий.
– Энтропия, говорю, – повторил тот, – чем меньше система подчинена порядку, тем выше энтропия. Хаос и сумбур, иначе говоря. Второе начало термодинамики.
– Товарищ майор, чего он умничает? – протянул Левицкий. – Неужто русских слов не хватает? Я даже знаю парочку: бардак, несогласованность действий. А он тут со вторым началом… Да хоть с третьим пришествием!
– А что, второе было? – не понял Караган. – Ты сейчас о чем, Леонид? О персонаже по имени Христос, который принял смерть за грехи человечества, а потом чудесным образом вернулся на Землю? Первый раз это точно было, очевидцы не дадут соврать, а вот второй…
– Вот опять он умничает, товарищ майор, – крякнул Левицкий.
– Ладно, заткнулись, – бросил Кольцов. – И тебя это касается, – он покосился через плечо на Карагана, – тоже мне – великий богослов…
– Вы знаете, товарищ майор, что с генералом Серовым в 39-м приключилось? – усилий удержать рот на замке Карагану хватило на минуту. Этот ушлый субъект всегда знал то, что знать не следовало. – Обвинение в антисоветской, антипартийной деятельности, арест, уголовное дело. А если исходить из того, что наши органы никого необоснованно не репрессируют… – капитан сделал выразительную паузу. – Удивляюсь, что его отпустили, вернули партбилет, должность, доброе имя – ну, и так далее.
– Органы ошиблись, – объяснил Кольцов. – Повелись на ложный донос. Но во всем разобрались, отпустили ввиду отсутствия состава преступления. А в чем дело, Леонид, – Кольцов резко повернулся, – ты что, не доверяешь нашему генералу? Неплохо замаскировался, да? За три года ни одной военной неудачи, гонит немцев отовсюду, его имя связано только с победами…
Караган не смутился: смотрел майору прямо в глаза, только стекла очков загадочно поблескивали.
– Ну, может, оступился разок? – миролюбиво заметил Левицкий.
Взрыв прогремел под колесами головного грузовика! Сработал фугас, заложенный на дороге! От грохота заложило уши. Машина подпрыгнула, из развалившегося кузова посыпались люди. Кабину развернуло, она рухнула посреди дороги. Орали раздавленные, брызгала кровь. Многих солдат поразило осколками, а тех, кому посчастливилось выжить, крепко контузило. Тут же из леса разразился плотный огонь из стрелкового оружия.
– Левицкий, стой! – заорал Кольцов. Но машину несло – колонна разогналась на ровном участке.
Водитель генеральской машины, видимо, уже был убит. «Эмка» врезалась в искалеченный грузовик, развернулась поперек дороги. «ГАЗ» контрразведчиков протаранил «эмку», смял ей задний бампер. Спрашивать с Левицкого было поздно. Он уронил голову на руль, из пробитого черепа выплескивалась кровь.
– Командир, уходим! – взвыл Караган. – На обочину!
Кольцов вцепился в автомат, зажатый между ног. И вдруг заметил, как из высокой травы как будто махнули рукой. В следующую секунду в воздухе мелькнула длинная рукоятка немецкой «колотушки». Павел вывалился на правую обочину, покатился в канаву. Мир вертелся, ныло ушибленное плечо. Приклад автомата больно ударил по лбу. Граната взорвалась под задними колесами. Сползло с подножки тело капитана Карагана.