Лесная быль. Рассказы и повести
Шрифт:
— «За родного сынка»… Скажет такое. А по правде… — Бабка Василиса умолкла, лицо её вдруг собралось в мелкие добрые морщинки, и на кран не смотрит видно, вспоминает. — А по правде… — задумчиво повторила она.
— Ой, бабушка, край! Кран! — вскрикнула вдруг Анюта. — На стол льётся!
Бабка словно очнулась и проворно завернула кран.
— Ты что по правде сказать хотела, бабушка? — торопила девочка.
— Да это присказка такая, — улыбнулась бабка, — Разве ж я когда не по правде говорю? До чего же он занятный был. Буран-то! Сначала и на ножки
— А почему теперь отстал?
— Дело такое вышло, — вмешался дед. Он уже кончил чаёвничать и старательно набивал трубку.
— Приехал отец твой из города, из ученья, на лето отдохнуть. И вздумал Бурана объездить.
— Как объездить? — не поняла Анюта.
— В упряжке, значит, научить ходить, телегу возить. Я не позволил. Рано, говорю. Так он сам потихоньку в телегу его запряг, а на шею бубенцы пристроил, с музыкой прокатиться решил. И прокатился. Бубенцы как звякнули — Буран ровно ошалел: по двору заметался, Степана чуть не смял. А сам — в ворота, да как пошёл по дороге в лес! — только бубенцы вдали прозвенели.
— Ой! — испугалась Анюта и всплеснула руками. — А дальше что, дедушка?
— А дальше, как уж он телегу разбил да хомут с бубенцами с себя содрал, за что зацепился — не знаю, только счастье его в том. Не то совсем бы со страху ума решился. Ну снял. И с тех пор одичал, к рукам никак не подходит, нашего дома сторонится. Вот как беднягу от двора отвадили.
— Я уж сама в лес ходила, — вздохнула бабка Василиса. — Солью манила. Смотрит сдалека, ровно сам грустит. И сейчас повернётся, и нет его.
— Жа-алко, — протянула Анюта и погрустнела.
На другой день солнце ещё только поднялось над лесом, когда дверь лесного домика скрипнула и отворилась.
— Подмажь ей, мать, салом пяточки, — испуганно проговорил Максим. — Неровен час, Анюта проснётся, без неё никак не уйдёшь. А я в дальние кварталы наладился.
— Ты чего-то умнеть на старости лет начинаешь, — отозвалась бабка Василиса, стоя на крыльце. — Это чудо, сколько ты девчонку по лесу таскаешь, и всё тебе с рук сходит. Я сейчас! Петли салом подмажу, пускай спит спокойно.
Дверь осторожно затворилась. Утро было ясное и холодное, трава серебрилась от росы. Старик и жалел, что ушёл без внучки, и был доволен: в дальнем квартале на знакомой полянке особенно часто слышался рёв Бурана. Он узнал бы его голос из сотни. И встретиться с ним, когда около него храбро шагала Анюта, старику не хотелось. Правда, вот уже почти неделя, как Буран не откликается. Или уж надоело драться?
Максим поправил ружьё на плече, топор за поясом и зашагал быстрее.
Вот
— С толком выбрал, самое красивое место, — усмехнулся Максим. Осторожно раздвинув кусты, он выглянул и остановился в удивлении. Огромный лось неподвижно лежал посередине поляны. Нет, это не Буран. Буран стоит над ним, низко нагнув голову, касаясь рогами головы соперника. Не отходит. Не двигается, дышит тяжело, видно, как вздымаются бока. Он широко расставил передние ноги, и они, эти могучие ноги, дрожат, вот-вот готовы подогнуться.
Вдруг старик взмахнул руками и, не обращая внимания на ветки шиповника, хлеставшие его по лицу, выбежал на поляну.
— Буранушка, — проговорил он упавшим голосом. — Друг ты мой. Да что же это приключилось!
Ноги лося вздрогнули сильнее. Он попытался повернуться, но… не повернулся. Затем дёрнулся, стараясь поднять голову. Послышался глухой стук, точно кость стукнулось о кость, ещё и ещё. Лесник понял: в страшной схватке ветвистые рога врагов переплелись так прочно что расцепиться, освободить друг друга им было невозможно.
Буран с большим усилием, не поднимая головы, попятился, сдвинул с места лежавшего лося. Тот зашевелился, попытался встать, но снова беспомощно растянулся на земле и закрыл глаза.
— Дело-то какое! — проговорил старик. — Слыхать слыхал, а видать…
Недоговорив, он шагнул ближе, торопливо схватился за пояс и вытащил топор.
Буран, не поднимая головы, глухо жалобно промычал. Гордый великан не выдержал: сдался, попросил помощи.
— Сейчас, сейчас, Буранушка. Ослобоню тебя, обоих ослобоню!
Голос Максима приметно вздрагивал от волнения, но топором привычные руки действовали уверенно. Он нагнулся, примерился, размахнулся. Удар! Другой!
Буран, не поднимая головы, опять промычал. Теперь к жалобе примешивался страх.
Третий удар топора решил дело. Рог лежавшего лося свалился на землю и освободил рог Бурана. В ту же минуту лось грузно приподнялся. Опираясь на передние ноги, взбрыкнул задними. Шатаясь, повернулся и исчез в кустах.
— Знай, не дерись, — усмехнулся Максим. — Гуляй теперь, кривая голова, пока другой рог… — Но он недоговорил. Буран медленно — затёкшая шея плохо слушалась — поднял голову, покачал ею, словно пробуя, действительно ли он свободен, и неожиданно резко повернулся к леснику. Дед Максим не шевелился. Как поступит лось? В первые секунды ещё можно было отскочить, сорвать с плеча ружьё. Теперь поздно.
— Буранушка! — тихо позвал он.
Голова огромного лося возвышалась над неподвижным человеком.
Лось стоял тоже неподвижно, точно в раздумье. Но вдруг мутные глаза его загорелись недобрым светом, верхняя губа выпятилась, послышался угрожающий храп.
— Буран, — тихо укоризненно проговорил лесник и протянул руку.
И тут… недобрый свет исчез из глаз лося, прижатые уши поднялись. Он опять всхрапнул, но ласково, точно просил о чём-то. Рогатая голова склонилась, и мягкие бархатные губы дотронулись до протянутой руки.