Лесная свадьба Агасфера
Шрифт:
Справку ему выдал большой милицейский начальник, когда Агасфера выгнали из санатория. Потому и выдал, что учился в одной школе с Ильей Павловичем, и даже в общежитие подселил, только Агасфер постоянно забывал, где оно, и мог днями бродить по городу.
Однажды в санаторий пришли молодые парни в пластиковых касках, положили врача, директоршу и санитаров, а жильцам сказали, чтобы ехали в район за справкой, потому
Агасфер вовсе не жалел, что выгнали, потому что в санатории кормили очень плохо, и делали иногда уколы. Вкусно кормили дома, на кухне с газовой плитой. Кашкой, картошкой, салом. А потом Агасфер читал газету или смотрел в окно.
Однажды, когда сын уехал в Стерлитамак, невестка привела двух угрюмых парней, и велела деду ехать с ними в санаторий. Он хотел взять кошку и газеты, но ему не дали. Что было ещё раньше, Агасфер не помнил, хотя знал много разных интересных вещей.
Он помнил двухмостовой измеритель теплового эффекта и туннельный смеситель тоже. Илью Павловича помнил, и лабораторный корпус. Илья Павлович по субботам не работал, как все люди, а сидел, и рассказывал байки. С ним было интересно поболтать в курилке.
Странным образом мобильные синагоги оживили воспоминания о 23-ем отделе и запахе беломора, но смысл ускользал, а колбаса в животе улеглась и приятно урчала, и, отчаявшись вспомнить значение этих слов, Агасфер уснул в куче старых пальто.
Внутри пропахшей воском старенькой шатровой церкви поп долго пытался уразуметь, чего надо этому Агасферу в треснувших очках и зеленом костюме, знавшем ещё шумные, кумачовые демонстрации мая и ноября.
– Вы на причастие? Причастие уже кончилось, раньше надо было.
– Нет, я спросить хотел, вы мобильной синагоги не видели?
– А я здесь при чем?
– рассердился священник.
– Я думал, вы знаете.
– В первый раз слышу! Это что же такое: самодвижимый культовый объект, видимо?
– Вот у вас и хочу спросить.
– Да на кой....
– поп поперхнулся, - какого рожна вы её здесь ищите?
– Хочу понять, что с нами случилось, и что дальше будет. Одинок я в мире. Вы не знаете, Илья Павлович жив? А то у кого ни спрошу, никто не знает.
– И я про такого не слышал.
– Но ведь ваш объект тоже культовый? Илья Павлович говорил, что тождественность структур вызывает резонанс волновых функций, и матрица состояния А проецируется на Б в размерности их определителя.
–
– Не имел удовольствия.
– Как интеллигентный человек, вы тупо обязаны их прочесть.
– Отчего вы меня интеллигентным называете!
– рассердился в свою очередь Агасфер.
– Как отчего! Другой бы стал масло, гречу просить, на водку просить, Христа ради. В таком костюме только гречу и просят.
– Скромные нужды чрева я возле магазина насыщу. Крупа там нормальная бывает, а люди заплесневевшие, таких не спросишь.
– Вот и не ходите туда! Агасфер снял затертую фетровую шляпу и почесал лысый затылок.
– А дом культуры, тоже культовое сооружение, гражданин священник?
– Скорее, торговое. Там сто лет как селедку и цветы продают. Но ведь и рынок в своем роде культ. И ещё какой...
– Спасибо, гражданин священник... как вас звать надо?
– Отец Орсений.
– Спасибочки вам, отец Орсений! Туда и пойду. Уж если в доме культур мобильных синагог нет, то где ж им, чертовым, быть? В газете же ясно пишут: едут они, перемещаются повсюду. А мы их не видим. Рекламу видим, ворон видим, агрегаты и сооружения видим, а быстродвижущиеся в пространстве храмы - не видим! Думал, я один взором помутнён, так никто не видит! Как пятно на Юпитере. Или вот, невидимую руку рынка.
– Спаси вас Господь, молиться буду за ваше избавление от соблазнов!
– поп перекрестил Агасфера и ушел.
У серого утеса старинного дворца культуры, накрывшего тенью чахлый скверик, был островок тишины, некоего безнадежного смирения, как это бывает на провинциальном кладбище. Быстротечная суета бизнеса почти не коснулась старца архитектуры, застывшего между розничной торговлей и просвещением трудового народа.
Кружок вышивания в полном составе покоился среди пышных берез, а торговля цветами и селедкой знавала и лучшие времена.
С трудом отворив залепленную бумажками объявлений тяжелую дубовую дверь, Агасфер вошел в просторный, но душный холл, пропахший столетиями былой славы. Даже рыба и тюльпаны оказались бессильны перед въевшимся духом прелых книг, сигаретного дыма и старой масляной краски.
– Молодой человек, вы куда?
– спросила деда пожилая вахтерша, дремавшая в бывшей раздевалке на пятьсот душ, - магазин до пяти.