Лесной: исчезнувший мир. Очерки петербургского предместья
Шрифт:
В самой Сосновке за Михайловской улицей была Березовая аллея, до революции ее называли Владимирской улицей, вдоль нее по обе стороны росли березы. Вдоль Сосновки Старо-Парголовский проспект пересекали два неглубоких оврага, поэтому дорога шла то вверх, то вниз. Сама дорога была без покрытия, песчаная, так что в сухое время машины буксовали в песке.
Дорога в Сосновку (ныне – Политехническая улица). Фото начала 1930-х гг.
От Ольгинской улицы в сторону фермы Бенуа по Сосновке шло несколько дорог с канавами, видимо, до революции эти места собирались застраивать дачами. Канавы заросли молодыми соснами, но посередине были хорошие дорожки. Дороги не доходили до конца Сосновки, они упирались в болото, где можно было собирать клюкву [49] …
Первое
Я пошел учиться в 1937 году в среднюю школу № 2 на Институтском проспекте. Прежде она носила № 168, а еще раньше была Коммерческим училищем в Лесном. Перед самой войной она получила № 103. В 1941 году я окончил четыре класса в том здании на Малой Объездной, где до революции помещалось благотворительное общество «Лепта».
49
С 1883 г. владельцем Сосновки являлся один из самых богатых петербургских купцов, городской голова В.А. Ратьков-Рожнов. Уже тогда началась распродажа участков леса под застройку. В 1913 г. территорию Сосновского леса, принадлежавшую Ратькову-Рожнову, разделили: северная часть отошла его дочери Ольге, а южная – сыну Ананию, предводителю дворянства Царскосельского уезда и почетному мировому судье Петербургского и Царскосельского уездов. Ананий Ратьков-Рожнов разбил свою территорию Сосновского леса на участки, проложил между ними дороги, чтобы продавать участки под частную застройку, однако распродаже участков леса под жилье помешала начавшаяся Первая мировая война.
Улицы, прорубленные в начале 1910-х гг. по велению Анания Ратькова-Рожнова, сохранились в Сосновке и поныне в виде широких аллей. Одна из улиц получила название Ананьевской (в честь самого владельца земель) – теперь это часть Светлановского проспекта. Другие улицы, проложенные в Сосновке, но ставшие потом парковыми аллеями, должны были носить имена в честь многочисленных родственников Ратькова-Рожнова – Ольгинская, Яковская, Александровская и другие.
Как отмечают исследователи А.Д. Ерофеев и А.Г. Владимирович, «к 1917 году от Сосновского леса остался, и то не полностью, лишь участок между Старо-Парголовским проспектом, Ананьевской улицей, Полевой дорогой (продолжение проспекта Бенуа, ныне тоже в составе Тихорецкого проспекта) и северной границей района. Его ожидала та же участь – уже были прорублены просеки на месте будущих улиц, придуманы для них названия. Проезды, параллельные Ананьевской улице, должны были именоваться в честь домочадцев Ратькова-Рожнова, а перпендикулярные – в честь классиков русской литературы: Лермонтовская, Пушкинская, улицы Некрасова и Тургенева». Проектные названия улицы Леховича, Исаковская, Веринская, Владимирская, Михайловская получили, по всей видимости, по фамилиям ближайших землевладельцев. Однако произошла революция, и несостоявшиеся улицы, которые окончательно не заросли, превратились в аллеи.
С первого дня войны и до возвращения из эвакуации в августе 1941 года я вел дневник. 28 июня мне исполнилось двенадцать лет. Я непосредственно стал писать все, как было, как я это представлял и видел, без какой-либо посторонней помощи. Написал немного, потом начались очень тяжелые времена, и я перестал писать. До этого у меня уже были кое-какие «литературные опыты», но они были посвящены более прозаическим вещам – например, жизнь кошки. А первые записи я сделал лет в шесть.
Из дневника: «В воскресенье с утра я просил папу помочь мне докончить забор, который я уже делал больше месяца. Около 12 часов он, наконец, вышел в сад с пилой и хотел уже пилить для забора планки, как вдруг из дома напротив нашего сада выбежал Вовка Стрепетов и, крикнув: „Германия объявила нам войну!“, побежал оповещать всех ребят об этом на дворе. Папа бросил пилу и пошел в комнату бабушки слушать радио (у нас радио не было). Я побежал за ним… По радио говорили: „Внимание! Внимание! Внимание! В 5 часов утра Германия вероломно напала на Советский Союз. Германский посол, находящийся в Москве, объявил войну только через два часа». «…Это было 22 июня 1941 года».
Д.В. Семенов, 2008 г. Перед ним на столе – уникальная военная реликвия: осколок от фашистской бомбы, разорвавшейся рядом с эшелоном, на котором ленинградские дети (в том числе и Д. Семенов) возвращались в августе 1941 г. в Ленинград из эвакуации с Валдая.
С. Г.: Затем последовала эвакуация на Валдай. Как известно, эвакуация детей из Ленинграда началась вскоре после начала войны, однако «наверху» в первые недели войны были уверены, что опасность Ленинграду грозит со стороны Финляндии, поэтому детей отправляли в те места, которые посчитали безопасными, а именно в южные районы Ленинградской области. Поэтому большое число эвакуируемых детей попало в Демянский, Маревский, Молвотицкий, Валдайский и Лычковский районы тогдашней Ленинградской области.
В августе детей стали срочно возвращать в Ленинград. Именно тогда они и попали под бомбежки. Самый известный на сегодня эпизод произошел в Лычково, где под варварскую бомбежку попал эшелон с ленинградскими детьми. Однако лычковская трагедия не была единичным эпизодом. Дмитрий
50
Бурга – деревня в Маловишерском районе Новгородской области и одноименная железнодорожная станция в 18 км к юго-востоку от Малой Вишеры.
Д. Семенов во дворе родного дома на Институтском проспекте. Фото 1943 г. Из архива Д.В. Семенова
Маленький кусок бездушного холодного металла, с острыми рваными краями, лежит в простой жестяной коробке и легко умещается на ладони. Но даже сегодня он не кажется безобидной железкой. Это орудие смерти, только по счастливой случайности не достигшее своей цели. Ведь не промахнись тогда вражеский летчик – бомба угодила бы прямо в вагон с детьми. Бомба угодила в бревенчатую избу прямо напротив мчавшегося поезда, а этот осколок влетел в вагон и попал в перекладину, на которой держалась верхняя полка. Только по случайности он никого не задел. Кто-то скажет: детей спас ангел-хранитель, кто-то возразит – просто повезло, как это нередко бывает на войне…
Из дневника: «По дороге, недалеко от полустанка Бурга, на эшелон налетел немецкий стервятник (которого потом сшибли неподалеку) и бросил 2 бомбы. Одна бомба попала в бак с горючим, а другая рассадила избу.
Поезд остановился, поднялась паника, в нашем вагоне какие-то бабы завыли, мужики схватили свои тюки и полезли через головы ребят к двери, которая была только приоткрыта. Завалив последнюю щель тюками, они с руганью полезли через них. Папа и ехавший с нами учитель Наум Кузьмич оттолкнули всех, открыли дверь и вместе со всеми учителями стали выводить ребят. Все лезли из вагонов и толпой бежали к лесу. С полчаса отсидев в лесу, мы сели на поезд и доехали спокойно без приключений до Ленинграда».
Блокада
Мои родители работали учителями в 103-й школе [51] . Осенью 1941 года школа перестала работать. Отец стал работать воспитателем в детском доме № 50 на Старо-Парголовском, 51, а мать – воспитателем в детском доме № 52 на Дороге в Гражданку, 4 [52] .
Так как была введена карточная система, мою карточку сдавали в детский дом к отцу, и я ходил туда на питание. Детский дом от Институтского проспекта был недалеко, так что я несколько раз в день ходил туда. Но в конце 1941 года детский дом стали эвакуировать на Большую землю, и мой отец несколько раз сопровождал воспитанников через Ладожское озеро и возвращался обратно.
51
Школа № 103 на Институтском проспекте – бывшее Лесное Коммерческое училище, ставшее после революции школой № 168, а затем 2-й средней школой Выборгского района.
52
Из автобиографии Натальи Павловны Семеновой, написанной ею 1 октября 1942 г.: «В год Великой Отечественной войны участвовала в закройке и пошивке теплого белья, одежды и рукавиц для бойцов Красной армии; была несколько раз на оборонной работе в порядке трудповинности, до 1-го января 1942 г. работала, давала уроки и вела кружки в действующих двух школах (ЮЗиШ)и детских домах при этих школах – шитья, починки белья и одежды. В настоящее время работаю в 103-й школе Выборгского района и совмещаю работу в детсадах Красногвардейского района, совмещать начала с 1 января 1942 г., одно время было четыре детсада, в настоящее время работаю в двух детсадах Красногвардейского района в качестве музыкального работника».
Меня перевели с нового, 1942, года на питание в детский дом к матери, а отец стал работать в библиотеке им. Серафимовича. Для отца это было плохо, так как он вместо рабочей карточки стал получать карточку служащего. Мне тоже стало ходить дальше, так как Дорога в Гражданку от Институтского довольно далеко. Зато я видел, что происходит вокруг.
У Круглого пруда слева, на полукруге между Институтским проспектом и 2-м Муринским, стояла пустая трансформаторная будка. Ее заполнили мертвецами – теми, кто умирал от голода.
Трансформаторная будка на углу 2-го Муринского и Институтского проспектов, хранящая страшную память о блокаде. Фото С. Глезерова, 2008 г.
Дорога в Сосновку имела продолжение до 2-го Муринского проспекта, по ней ходил трамвай. Перед библиотекой им. Серафимовича, немного ближе к улице Пропаганды, упала бомба большой мощности. Воронка была во всю ширину улицы. Трамвайные рельсы разбросало по соседним огородам.