Лестница власти 2
Шрифт:
— Пять рублев! Но это мне. Десятнику десять! — гордо доложился парнишка.
Да, хорошо платят. На деревне, если пойти в батраки к богатому селянину, за год работы давали рубль. Подмастерье в городе получал два рубля. Илья платил своей дворне — вооруженным слугам, везде сопровождавшем его и других бояр в походе — три рубля. И гордился этим. И работа у дворни была опасная — обычные люди в его веселых охотничьих вылазках по окрестным лесам то и дело гибли.
Рубль это много Для простого человека. За рубль можно было купить хорошую корову. Корову похуже или теленка можно найти на отдаленных хуторах и за полрубля. Корова тут — мерило всех вещей. Она жрет траву летом, а на зиму можно не полениться и накосить сена. А дает корова молоко. Молоко, плюс походы по грибы или по ягоды, собственный огородик — с этого можно жить. Даже вдвоем-втроем. Не разжиреешь,
При этом в городе, конечно, расклад был другой. В гостевой избе за рубль можно было снять “хором” на месяц. Там было пара комнат и кровати для шестерых. Правда, еще в эту сумму входила кормежка, один раз в день.
В городе дом с участком стоил рублей пятьдесят, так что не факт, что десятник смог на пенсию уйти. В моем понимании — домик в городе, гортензии и тихая жизнь.
А ведь платит Канцлер своим людям не то, что хорошо, а даже щедро. Мне стало интересно, интересно, откуда у Лицея такие доходы?
— А может еще в калечный дом при храме Первака-рыбака пошел, — заполнил паузу, вызванную моей задумчивостью, парнишка. Я так и пырился на него.
— Так я ж знаю о ком вы! Волк Серебряков его зовут! Других десятников, что ногу теряли, тут не было! — со стрелковой галереи высунулся парнишка постарше. Если верить его зетине, конечно. Он почесал себя под лохматой шапкой и припомнил. — Семья у него в городе.
— Живут где?! — переключился я на него.
Выяснив нужные мне подробности, я оставил служилых в некоторой растерянности. Ну да, тут у бояр интересоваться делами простых людей не принято. Впрочем, я так, худосочный борин то, если по фамилии судить.
— Чо это ты удумал? — шепнул мне Илья.
— Просто помочь хочу. С нами же вместе против чудищ дрался. Считай товарищ по оружию. Имя какое у него, надо же. Волк, — задумчиво ответил я.
— Так ведь нельзя тебе в город, — хитро прищурился Илья.
— Если быстро и никто не узнает, то можно, — не менее хитро сощурился я в ответ.
— А Милену и Лизавету предупредишь? — тут же спросил Илья. — Давай без них. Я ж те говорю, есть в городе одна банька…
— Ладно, уговорил. Все, на этих выходных, — ответил я. А то мне и в самом деле надоело взаперти сидеть. Самоволка тут была делом привычным — все же не казарма, а лицензиаты люди с положением. Наверное, можно было и просто через ворота выйти. И охрана бы не стала останавливать, постеснялись бы скандал устраивать. Но Канцлеру бы доложили. Поэтому учащиеся убегали в город в будни, прячась в санях под шкурами, или заворочавшись в тулуп и прикидываясь возницами. Охрана старательно их не замечала. На обратном пути, под утро, когда пьяный в моченую редьку студент возвращался — вернее его доставляли слуги — то охрана уже не могла сделать вид что она ничего не замечает, но и признавать, что допустила незарегистрированный выезд, не могла. Поэтому откровенно помогала и покрывала.
Схема была отработанная старшими братьями Илья, и проблем возникнуть не должно.
Так и случилось.
В субботу утром за Ильей заехали его дворовые. Всех этих “дядек” и молодцов” у него уже накопилось штук пятнадцать — и это не считая обозных “тетушек” и “девок”, выполняющих всю основную черную работу. Несколько из свиты Ильи были от родственников — ближних и дальних. Про одного Илья объяснил, что тетушка (видимо двоюродная), живущая под Великим Устюгом, прислала двух белошвеек рубахи ему штопать, охапку всякого тряпья и рекомендацию в хороший дом, где большие конюшни и хозяева вкусно готовят, нос в чужие дела не суют, и вообще молодцы.
Я вообще подозревал, что разбросанные вокруг Великого Устюга села живут в основном сдачей помещений.
Пока Илья грыз гранит науки в спартанских условиях, вокруг него, пусть и за стенами Лицея, нарастал как снежный ком, его двор. Люди липли на деньги, власть, а то и просто “стол”. Я спросил у Ильи, во сколько ему обходится всех их кормить. Тот сказал что деньгами дед Дарен заведует. Вообще не замутненный. Хотя, может это нормально. Он боярин, его работа — защищать людей от чудовищ всяких. Для быта он в принципе не приспособлен.
Поэтому Мстислав и оказался в столь плачевной ситуации — мачеха знала куда бить. Она отрезала от Мстислава его маленький “двор”, в котором еще не было воинов и во такого вот деда Дарена, и Мстислав стал как будто человек, который не умеет плавать, вдруг упавший в реку.
Все это и навело меня на мысль — а ведь я то оказался лишен подобного ближнего круга. У меня ведь нет никого.
Тут то я и вспомнил про десятника. Я подозревал, что без ноги ему дальнейшая карьера не светит — все видимые мной в Лицее охранники были полностью комплектный. Но я не ожидал что его вот так, сразу на мороз. Что даже лучше. Я захватил с собой один из золотых браслетов, снятых с полудушника, стребовал с Оногура деньги, которые получил от Лицея, и решил сходить к десятнику, поболтать с ним.
То, что у него нет ноги, меня особо не смущало. Тут это было распространено и Мстислав помнил нескольких людей из детства, у которых были заменены протезами части тела. Протезы сносно функционировали. Конечно, они были и близко не столь совершенны как кибернетические протезы моего мира, но все же, очень не плохи. Поэтому поставить Волка Серебрякова на ноги и он встанет в ряды мои надежных и преданных миньонов. Первый будет.
Прошло все как и задумывалось. Дед Дарён, предупрежденный заранее, приехал за Ильей не верхом с заводным конем, как обычно, а в санях. Меня вывезли контрабандой, накрыв шкурой и положив на дно саней. У ворот, за крепостной стеной Лицея, как и всегда по субботам был стан. “Дядьки” в ярких кафтанах с завязками-”разговорами и высоких шапках с меховой оторочкой, горделиво выпятив живот встречали своих подопечных. Молодцеватые “дети боярские” в начищенных кольчугах, пускающих солнечные блики на выдыхающих целые облака пара горячих конях. Множество “дворни” в темных кафтанах и лохматых шапках — кто пешком, кто на меринах. Я учуял запах шашлыка, заметил несколько цветастых, полосатых шатров — кто-то либо встречался тут с родственниками, либо просто решил отметить выходные не отъезжая далеко от Лицея. Бегали женщины с ведрами и подносами, лаяли и грызлись собаки. Самый настоящий походный стан, целое маленькое войско.
А если добавить медведей с цыганами — праздничная ярмарка.
Мы пережили несколько напряженных минут на выезде и за воротами — уже знакомая пантомима с грозными взглядами, руками на рукоятях сабель, добавился еще собачий лай и всхрапывания лошадей. Опять решали, кто первый проедет. В принципе, дорогу нам не заступали — Илья очевидно был не самым родовитым, а его свита не самая многочисленная, зато самая на вид боеспособная. Хмурые и тертые воины Ильи, хоть и уступали в яркости одежд и в богатсве отделки оружия, зато не уступали дорогу и не опускали взгляд. Честно говоря, я даже немного удивился, что до поножовщины дело так и не дошло. Не удивительно, что в лицей пускают только по одному сопровождающему — гонору в господах боярах было очень много. Хотя, что мне то нудеть — сам такой.
У Ильи особы дел в городе не было. Он хотел пойти на большой базар, подивиться на танцовщиц с юга. Я его очень понимал — мне тоже было интересно, как они там голые пляшут, на морозе. Но увы, у меня были дела. Я зашел в храм первака Рыбака, с знакомому уже батюшке, то есть языческому жрецу. Как два нищих за углом, обменялись с ним от сердца оторванными словами. Про Волка Серебрякова главный жрец знал. Направил меня по нужному месту с настолько витиеватыми пояснениями, что я бы, конечно, заплутал. Официальные названия улиц тут не давали зато в быто были неофициальные. И если с расположением Ярмарочной, Приречной и Рыбной я мог сделать предположения, то с Портновкой и Красивкой нет. А некоторые названия меня ставили в тупик — Вонючка и Синяя, например. К счастью, схожего рода проблемы тут возникали не только у попаданцев, но и у местных. От храма мне был выдан навигатор — тощий, большеголовый мужичонка в “фирменном” храмовом кафтане. Он то нас и повел дальше. По пути заскочили на Красивку — на этой улице жили ювелиры. Я доверился своему проводнику и вошел в лавку “лучшейшего на этой улице мастера” с забавным именем Истома и говорящей фамилией Золотняков. тут же, с порога, получил от маленького, чернявого мужичка с огромным носом заявление, что работы он больше не берет, и так до следующей осени занят. Я показал ему мешочек от Ибн Хальдуна. Монетки в нем были странные — в виде крохотных стилизованных изогнутых мечей, наподобие тех, что я видел у гулямов. Мастер поцокал, заявив что работа грубая, и оценил все содержимое в сорок рублей.