Летальный исход
Шрифт:
Только сегодня случай был особый. Сегодня Высший совет Клуба должен был принять решение, а правила требовали присутствия минимум шести из девяти членов Совета. Правилу этому, кстати, так же придуманному Самуэлем, Совет не изменил ни разу за десятилетия своего существования Так что, оставалось только ждать опаздывающего Бранта.
Впрочем, права проявлять свои эмоции никого не лишали. Что все и делали. Самуэль брезгливо морщился, Гарри и Питер, не таясь, обменивались язвительными репликами в адрес Бранта, Алекс забавлялся тем, что ловил солнечный зайчик на отполированный кончик клюшки и пускал его в лунку, полчаса дожидающуюся
Мячик лежал у ног Миллера, а он не торопился нанести последний удар.
— Мы давно хотели влить молодую кровь. Предлагаю кандидатуру на место Бранта, — изрек Алекс, указав клюшкой на кэдди*.
* — от «кадет», помощник при игре в гольф, в его обязанности входит тащить за игроком клюшки и вести подсчет очков. Считается, что должность «кэдди» ввела шотландская королева Мария Стюарт. Как до нее аристократы и лица королевской крови обходились без прислуги на лужайке, не известно. Но Мария Стюарт посчитала, что клюшки за королевой должны носить офицеры (кадеты). Возможно, молоденькая вдовствующая королева руководствовалась чисто женскими соображениями, окружая себя красавцами в форме, но нововведение быстро прижилось и стало каноном в гольфе.
Все дружно рассмеялись. Даже вечно недовольный Сэм фыркнул. Кэдди залился краской и, ничего не поняв, на всякий случай выдал заученную улыбку.
Парень, насколько знал Миллер, был из небогатой семьи, учился в колледже на пособие, и гольф-клуб был для него шансом побыть причастным к миру сильных. За возможность быть замеченным можно не только клюшки таскать с вечно счастливой улыбкой.
Миллер поощрительно подмигнул парню.
И тут заметил белый автомобильчик, вынырнувший из-за кустов, обрамляющих пруд. Автомобильчик, специально изобретенный для удобства игроков в гольф, стал, как жук, карабкаться по откосу.
— Наконец-то, — проворчал Сэм.
— Как почувствовал, что ему нашли замену, — вставил Алекс.
Все еще раз хохотнули. Но уже не так активно, собирались перед разговором.
Миллер достал из кармана пачку банкнот, скрепленных серебряной скобкой. Вытянул двадцатку и протянул ее кэдди.
— Ты можешь думать все, что угодно, парень, но эта утренняя сырость явно не для моих старых костей. Принеси-ка двойной бурбон, если не хочешь, чтобы старик Арни слег с радикулитом.
Парень цепкими пальцами выхватил банкноту, которая тут же исчезла в его кармане. Поблагодарил фирменной клубной улыбкой.
— Да, и можешь не торопиться, сынок, — добавил Миллер.
Парень работал в клубе не первый месяц, порядки и негласные правила знал досконально. И главное, уже научился понимать язык сильных мира сего, на котором небрежно брошенная просьба иногда звучит, как приказ в армии.
Парень исчез из вида раньше, чем на пригорок взобрался автомобильчик.
Из пассажирского кресла резво выскочил Руди Брант. Водитель остался на месте. В отличие от Руди, водитель был одет в строгий деловой костюм.
— У меня есть новости, джентльмены, — сходу начал Руди.
Он единственный, кто бодрился. Остальные были мрачны и подавлены.
— Мы их оценим после анализа положения, — сухо обронил Самуэль.
Они встали вокруг лунки.
— Кворум, — объявил Самуэль.
Миллер обвел взглядом лица собравшихся.
— Господа, как я понял, мне начинать?
Все утвердительно кивнули.
Миллеру показалось, что гомон птиц в роще и рокот близкого шоссе стал глуше, и весь мир куда-то отодвинулся. Во всей вселенной остался только этот пятачок лужайки, на котором они стояли. Так бывало всякий раз, когда Клуб захлопывал свои невидимые двери от непосвященных, чтобы принять решение, от которого зависят их жизни.
— Вам известно наше правило: ничего личного в делах Клуба, — начал он. — Но сегодня случай особенный. Впервые вопрос стоит о жизни и смерти членов Высшего совета. Я посчитал необходимым вызвать на Совет лишь тех, кого эта проблема непосредственно касается. Налицо прямая и явная угроза нашим жизням и безопасности нашей организации.
Он оперся о клюшку. Еще раз обвел взглядом лица собравшихся. Теперь на всех без исключения лежала тень.
«Многие знания — многие печали», — мелькнуло у него в голове.
На лужайке, вокруг седьмой лунки стояли шестеро из девяти человек, контролирующих научно-технический прогресс в этой стране, а значит — и во всем мире.
Времена джентльменов-ученых, описанных Гербертом Уэльсом, канули в Лету. Теперь науки двигали не гениальные одиночки, а научные коллективы, снабжавшие плодами своей мозговой деятельности целые отрасли промышленности. В век Леонардо какой-нибудь полуграмотный барон финансировал науки за счет своей скудной казны. В алхимии он не понимал ни черта, единственной целью было добыть немного золота для очередной войны и содержания расплодившихся бастардов, а если повезет, толику эликсира бессмертия для себя лично. Еще в эпоху промышленной революции бизнес почувствовал запах денег, доносящийся из лабораторий ученных чудаков. Но вскоре сама наука стала бизнесом. А значит, требования к тем, кто в ней подвязывался возросли многократно. Отныне ни одно открытие не могло быть плодом неудовлетворенного самолюбия или неуемной жажды познать истину. Один неосторожный опыт, одна не прошедшая цензуру публикация в научном журнале — и баланс сил, на котором зиждется мир, рухнет в пропасть.
Опыт с ядерной бомбой научил многому. И главное — ни в коем случае нельзя оставлять без контроля ученых мужей. В головах, где расщепляются атомы и сталкиваются галактики уже не остается места для здравого смысла. Ради удачного эксперимента, «всего лишь хорошей физики»* они способны одарить ядерной бомбой любого, передать секреты его противнику, после чего громогласно объявить начало крестового похода за мир во всем мире. Спроса с них, как с блаженных, никакого, а вот последствия приходится расхлебывать десятилетиями.
———————-
* — знаменитая фраза А. Эйнштейна, в ответ на упрек в создании самого смертоносного оружия в истории человечества он сказал: «Для меня это — всего лишь хорошая физика».
Стоит недоглядеть, как в каком-нибудь Парагвае заработает установка «холодного» термоядерного синтеза, в России изобретут синтетический заменитель крови или, как с Морти, начнут лечить рак заговором шаманом навахо. И куда в таком случае деть всю энергетику или бизнес здравоохранения? Как объяснить миллионам безработных, что из-за изобретения «вечной лампочки», а такую один новоявленный Леонардо взял да смастерил в гараже, как объяснить тем, кто привык восемь часов в сутки простаивать у ненавистного станка, что в его услугах теперь не нуждаются. А значит, не будет у тебя биг-мака и футбола на экране цветного телевизора. Зачем тогда жить? Чернь никогда не задается таким вопросом. И лучше, чтобы никогда не задумалась. Иначе Октябрь в России покажется марди-гра*.