Летающая Тэкла
Шрифт:
Еврипид держал свою трубочку за оба конца, взирая на нее с алчностью и благоговением. Ему не терпелось бежать в лабораторию, где уже все было, надо полагать, готово. А брат Тассилон нарочно задерживал его, решив помучить.
– Не понимаю, друзья мои, что вас так удивило. Мое безусловное согласие сотрудничать? Мое самоотречение? Не спорю, положение патриция иногда обременительно… Но мне и прежде доводилось сотрудничать с различными генетическими фондами, – разглагольствовал патриций Эмилий, поглаживая укушенную руку. – Многие состоятельные граждане в больших городах учреждают частные генетические фонды. Не говоря уже о благотворительных и тех, которые поддерживает государство. Первейший долг всякого патриция – забота об обездоленных,
Он говорил и говорил, а потом вдруг страшно устал, махнул рукой и повалился на кровать.
– Спит? – шепнул Еврипид.
– Сплю, – пробормотал патриций Эмилий.
С драгоценной ношей Еврипид выбрался из комнаты гостя и почти бегом бросился в лабораторию. Крошки, немые и бесшумные, при появлении Тангалаки оживились и разом устремили на него маленькие, почти белые глазки, неприятно похожие на глаза большого Суллы. Кровь брата Тассилона, капля за каплей, начала сцеживаться в первый перегонный куб.
Таким образом, ночь проходила для всех различно. Оруженосцы-карлики, например, спали преотлично, поскольку ни чистота крови, ни больная совесть их не отягощали. Погруженная в забытье, испускала болотные звуки туша Метробиуса. Гай Корнелий Сулла остывал в лесу, среди разбросанной по траве отравленной снеди. Тэкла подремывала, всякую секунду просыпаясь, на ветках дерева, растущего у самого края пустой полосы перед оградой латифундии – ждала братию.
Еврипид Тангалаки, пряча под одеждой колбы с заветным генетическим субстратом, перебирался через стену, стремясь поскорее слиться с чернотой ночи и погрузиться в бесконечные объятия Арденнского леса. Он жаждал сократить расстояние между собой и Нарбоном, и каждое мгновение отныне предназначалось служить единственной цели – приближать Еврипида Тангалаки к несметным богатствам облагодетельствованного банкира.
И поскольку впоследствии Тангалаки достигнет этой цели, то есть окажется в Нарбоне и испробует препарат крови патриция Эмилия на двух менеджерах Нарбонского банка и одном налоговом инспекторе, то и рассказ об этом двухголовом мутанте, живом опровержении несторианской ереси, можно худо-бедно считать завершенным. Любознательных отсылаем к сочинению популяризатора криминалистики Гензерика Назики «Нераскрытые преступления, совершенные с особой жестокостью».
В густых лесопосадках перед латифундией тихо, быстро совещались мутанты, прибегая больше к жестам, нежели к словесной речи. Операцию надлежало начать и завершить до рассвета. Отряд возглавлял теперь брат Одилий.
Главной слабостью – или, если угодно, отличительной особенностью этого брата было глубочайшее, почти болезненное сострадание к животным. Одно время он являлся активным функционером террористической группы «Иеронимовы львы». Это были крайние левые радикалы, идеологически примыкавшие к Кафолической Церкви Ромариканского обряда. Их учение сводилось, в кратких словах, к следующему.
Как известно, в своем грехопадении Адам увлек за собою всю живую тварь, так что и львы, и волки, и всякая мышь и рыба были изгнаны вместе с ним из рая. Это была первая вина человека. Выпустив в мир Силу, человек подверг мутациям сам себя – вполне заслуженное наказание. Но вместе с человеком разделила последствия его злодеяний опять же вся живая тварь. Следовательно, человеческая совесть требует жалеть и спасать все живое – в слабых попытках загладить причиненное твари зло.
Экстремисты из группы «Иеронимовы львы» исправно взрывали катера, уничтожавшие радиоактивную рыбу, дабы жители прибрежных районов не употребляли ее в пищу и не усугубляли врожденные мутации. Эти же боевики поливали из огнемета лесничих, которые вели отстрел наиболее мутированных особей среди лесной дичи, в первую очередь агрессивных саблезубых волков и медведей-небоскребов.
Брат Одилий был захвачен во время террористической акции по спасению китов-убийц на побережье недалеко от Адрианополя. В ходе операции по борьбе со «Львами» будущий брат Одилий получил тяжелые ранения от сотрудников правоохранительных органов. Полагая, что он умрет, власти не захотели возиться с мутантом-экстремистом и передали его сестрам из ордена прокаженных королей. Спустя несколько дней шериф действительно получил официальное уведомление о смерти арестанта.
Этот самый брат Одилий часто повторял изречение основателя своего прежнего ордена: «Иероним был великий святой – у него был лев; Нектариус был смиренный старец – у него была чистая кошка; у нас же, нераскаянных грешников, – лишь мутированная, изъязвленная тварь; слава Исусу!».
Поручив командование операцией такому мутанту, брат Иммо мог быть уверен: в решительный момент брат Одилий не станет колебаться.
Именно так и случилось. Выждав время, пока луна опуститься за край леса, брат Одилий поднял с земли малую веточку и тихонечко бросил в Тэклу. Она пошевелилась на дереве, свесила вниз голову. Брат Одилий показал ей пальцем на ворота латифундии: пора.
Тэкла молча взлетела над кронами деревьев. Медленно поплыла она по воздуху над открытой полосой. Сулла на воротах – это был Секст – наконец очнулся от скучной дремы и заметил ее. Однако прежде чем он успел схватиться за оружие, девушка сбросила с головы капюшон. Секст увидел красивое лицо, почти растворенное в темноте, круглые глаза, странную улыбку. Больше он ничего увидеть не успел: арбалетная стрела выросла у него в горле. Клон медленно развел в стороны руки, растопырил пальцы, а потом повалился набок, как деревянная игрушка. Тэкла взлетела повыше.
Мутанты выбежали из леса и стремительно проскакали по открытой полосе. Плащи вздувались у них на спинах, сапоги бесцеремонно растоптали разрыхленную почву – в этом Тэкле увиделась зловещая неотвратимость. Один за другим они вбегали в ворота и скрывались в первом дворе латифундии.
Оказавшись за стеной, брат Одилий вывернул свой темный плащ подкладкой наружу и стал серым. Он пробежал первый двор, оставив своих соратников таиться по углам, и вдруг полы его одежды отяжелели, как будто в них сцепились мыши или иные некрупные грызуны. Боясь причинить им вред, брат Одилий тотчас остановился и присел на корточки. Он увидел маленьких человечков с одинаковыми личиками. Они тихонько чирикали и показывали ручками направление. Увлекаемый ими, брат Одилий приблизился к двери, скрытой в стене, и человечки без труда отворили ее. Один за другим боевики проникали во внутренние помещения латифундии. Там они разделились, и каждому досталось по крайней мере по одному человечку в провожатые.
За клепсидру до рассвета латифундия оказалась захвачена. Суллы обнаруживали это один за другим за мгновение до смерти.
Крошки-клоны обладали той же температурой тела, что и большие Суллы. Более того, почти у всех структура ДНК совпадала с матрицей основных клонов. Поэтому большинство малюток-слуг могли открывать любые двери. Они и прежде пользовались этим умением – правда, по большей части ради того, чтобы таскать сладкое.
Луций Сулла умер прямо в лаборатории; Тит, Постумий, Квинт – в своих постелях; Марк – в постели Аппия, а Спурий – в постели Сервилия. Авл, Септимий и Децим погибли за пиршественным столом; эти последние были молодыми клонами и среди них плелся собственный маленький заговор. Они вели тайные разработки по созданию женской особи Корнелия Суллы. Сейчас как раз обсуждалась «Корнелия-6»; предыдущие пять оказались неудачными, поскольку разработки перемежались возлияниями Орфею.