Летающее счастье
Шрифт:
С тех пор как распались чары, принц потерял свой дар. Он уже не мог больше взять кусок грязи и превратить его в бриллиант. Но он ничуть не горевал об этом. Теперь-то он знал, сколько опасности было в этом даре! Если бы он его сохранил, ему пришлось бы следить за каждым своим словом – не то опять скажешь что-нибудь не так и погубишь целое королевство!
Но, потеряв волшебный дар, принц всё-таки стал осторожнее относиться к своим словам, он понимал, что и простое, неволшебное слово тоже может принести немало вреда, если оно необдуманное да ещё, не дай бог,
Есть такое выражение: «Намотайте себе на ус» – это значит: «Запомните хорошенько». Вот и вы намотайте, пожалуйста, себе на ус: осторожно, осторожно с обидными словами.
Вот как поучительно окончила я сказку.
– Усы есть только у Васьки, – заметила дочь. – Зато какие усы!
Но Васька даже и не шелохнулся.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
На улице стало подтаивать, и капель днём то и дело барабанила в ледяную воронку у крыльца. Дни стояли такие ясные, что больно было глазам.
Снег сразу осел, из-под него потекло, а потом он распустился огромными лужами, пробежал сверкающими ручьями и ушёл в землю.
Лес долго ещё был недоступен – в нём стояла вода. Потом потеплело, и земля просохла, но у меня было много работы, – мы никак не могли отправиться в путь. Потом наш папа собирался в командировку, его нужно было провожать.
И вот, наконец, был назначен день похода – воскресенье.
Мы с нетерпением ждали этого воскресенья, тем более что давно уже не разговаривали с нашими зверями, а нам, как вы сами понимаете, было о чём поговорить друг с другом. Накопились у нас. за это время темы для разговоров.
– Не ходите, – вдруг сказала бабушка.
– Да что ты, всё давно просохло, – ответили мы.
– Мне почему-то не хочется, чтобы вы ходили, – продолжала она, но тут же очень смутилась и прибавила что-то насчёт того, что погода действительно прекрасная и что такую погоду не следует упускать.
Она была в замешательстве. А мы не обратили на это никакого внимания.
Ах, зачем мы не обратили на это внимания! Почему не прислушались к её тревоге!
Только мы вышли за город, и Ральф сказал:
– Уф! Наконец-то!
Он воскликнул: «Уф!» – и пустился огромными кругами по полю, развевая уши и хвост.
День был ликующий. На небе ни облачка, горячо сияло солнце, грея нас сквозь прохладный воздух. Такой это был великолепный день, когда горячее солнце светило через прохладный свежий воздух.
Жаворонки в небе сходили с ума, падали и взвивались, до краёв наполняя небо своими трелями и звоном.
А по полю огромными кругами носился красавец Ральф, и время от времени до нас доносилось издали его «Наконец-то!».
Как только мы немного очнулись от изумления и счастья – так неожиданно хорош был день! – мы окружили Ваську и приступили к нему с вопросами: что делал? Где и как жил?
– Правда, что ты, негодяй, отнял у людей комнату? – спросил сын.
Васька равнодушно оглядывался по сторонам, ровно не слышал. Даже на небо – и туда посмотрел.
А правда, что ты был пианистом? – спросила я.
– А к нам на урок географии! – закричала дочь. – Это ты приходил к нам учителем географии?
– Зачем жареных мышей жрал? – крикнул, проносясь мимо, Ральф.
Кот тронулся в путь, ничего нам не ответив.
Может ли это быть?! Он в самом деле не умел больше разговаривать?!
Нам хорошо шагалось в тот день! И хорошо смотрелось! Наш путь мы уже отлично знали – через берёзовую рощу к осиннику, потом через поле, по краю которого высятся большие дубы. Осенью они стояли облаками тяжёлого червонного золота, а сейчас листья на них были ещё невелики. Дуб распускается всех позднее.
Дальше мы вышли к речке, которая вьётся внизу, прошли некоторое время вдоль неё, перешли её по высокому мостику и на том берегу устроили привал.
Это легко так сказать – сперва роща, потом поле, потом речка. Мы сделали не меньше двенадцати километров, прежде чем дошли до того места, где рассчитывали остановиться.
Это, как и в первый наш день, была поляна, покрытая земляничными листьями. Но тут посередине стоял пень.
Всего лишь пень? – скажете вы.
Да, но зато какой это был пень!
Он давно прогнил изнутри и стал вазой для лесных трав, проросших в его середине. Стенки его от времени стали серебряными и сейчас, прогретые солнцем, казалось, звенели.
Это был не пень, а целое царство!
Его насквозь просновали муравьи – он был весь в чёрных дырочках. Его исползали разные жучки и божьи коровки, облепило крылатое радужное население. Все они, как видно, прилетели и приползли сюда погреться на солнышке.
А вокруг цвела жёлтая мать-и-мачеха на коротких мохнатых ножках. Мы нашли даже несколько лесных фиалок. Они еле держались на тонких стеблях, словно собирались отлетать.
И опять же я не стану описывать, как мы разжигали костёр, как раскладывали провизию, как обедали. Дошло, наконец, дело и до сказки.
– Что это мы с вами всё время говорим про жуликов, воров и обманщиков? – сказала я. – Надоело, правда?
– Совсем не всё время, – возразил сын. – Сказка про сэра Ланселота говорила совсем о другом.