Летающие колдуны
Шрифт:
Без малейшего сомнения, нам надо было разнести станки подальше друг от друга.
Старого Лесту мы нашли на краю поляны, наблюдавшего за сборкой трех новых станков.
Шуга оторвал его от работы и оттащил его подальше от станков.
— Я должен поговорить с тобой, — начал он.
— О чем? Видишь же — я очень занят. — Говоря с нами, Леста не переставал вертеться на месте и рычать на суетящихся подмастерьев.
— Ладно, — сказал Шуга. — Я произвел некоторые вычисления...
— О! Нет! Больше никаких вычислений!
— Они касаются воздушной ткани. Мы не можем ткать ее, не обижая Воск-Нотца —
— Я не могу себе это позволить, — застонал Леста. — Здесь и без того столько магии, что у меня начали вылезать волосы.
— Мы рискуем нарваться на удар смерча.
— Это было бы неплохо, — ответил раздраженно старый ткач. — У меня, по крайней мере, выдалось хоть немного спокойного времени. Вон, взгляни. Видишь эти станки? На каждом из них работают разные ткачи и каждый из них поклоняется своему богу. Тут и Таккер — бог названия, и Каф — бог драконов, и Эйн — бог причин. Тут собралось больше богов, чем мне приходилось в жизни слышать! И каждый из этих ткачей требует, чтобы его ткань была выткана в особой манере, посвящена его любимому богу!
— Но... но, — в замешательстве забормотал я. — У Пурпурного будет припадок...
— Это точно, — согласился Леста. — Ткань должна быть изготовлена строго по образцу. Она должна быть по возможности наиболее плотной. Она не должна быть ни атласной тканью, ни саржей, ни какой-нибудь ерундистикой — она должна быть просто воздушной тканью! Так нет же... Видишь людей, вон там? Они укладываются, чтобы вернуться в свою деревню. Они, надо же, не желают ткать ничего, кроме сатина. Они боятся обидеть Моханторга — бога-человека, бога... понятия не имею чего он там бог! И таким вот образом мы каждый день теряем, по крайней мере, пятерых ткачей.
Леста повернулся к нам.
— Вы понимаете что происходит? Они крадут секрет нашей воздушной ткани! Они приходят, работают с неделю, а затем выдумывают какой-нибудь предлог, чтобы сбежать назад, в свою деревню. Я не в силах удержать здесь рабочих. — Он застонал и присел на бревно. — А-ах! Лучше бы я никогда не слышал о воздушной ткани!
— Дела! — согласился я. — Тебе, Шуга, действительно надо принять меры...
— Конечно, конечно, — выкрикнул Шуга. — Ни одному из ткачей не позволялось приблизиться к станку, не открыв по крайней мере, двух слогов своего секретного имени в качестве гарантии. Но ничего из этого не получилось. Они заявили, что клятва перед богом во много раз крепче и важнее, чем клятва человека человеку, и они правы.
— Хм, — произнес Шуга. — Кажется, я могу кое в чем помочь.
Леста поднял голову.
— Это просто, — продолжал волшебник. — Мы должны посвятить свою ткань Воск-Нотцу. Всякий, кто надумает ткать ее без моего благословения, или ткать в других видах и местах, будет рисковать навлечь на себя его гнев.
— А как насчет тех, кто хочет уйти? — спросил Леста с надеждой.
Шуга покачал головой.
— Это не страшно. Мы можем связать их более крепкой клятвой...
— Более крепкой клятвой, чем клятва богу?
— Определенно! Как насчет клятвы о безволосии?
— Это как?
— Очень просто — если они нарушат клятву, все их волосы вылезут.
— О! — произнес Леста, он немного подумал над этим и просветлел.
— Давайте попробуем, — согласился он. — Хуже от этого уже не будет.
Когда я уходил, они ругались из-за гонорара Шуге за изгнание всех остальных богов из ткани.
45
Я решил навестить Пурпурного в его гнезде. Он был очень доволен ходом работ. Удовлетворенная ухмылка проглядывала сквозь черную щетину, покрывшую его подбородок. И он игриво похлопал свой животик. Некоторыми повадками он напоминал мне здешнего черного кабана. Я рассказал ему об уходе ткачей. Он задумчиво кивал, когда я сообщил ему о намерении Шуги.
— Да, — согласился Пурпурный, — это очень умно. Но я не беспокоюсь о тех, кто ушел. Они вскоре вернутся.
— Но почему?
Пурпурный объяснил с невинным видом:
— Потому что у нас почти все прядильные установки на острове. Где они возьмут достаточно нитей для своих станков?
Он посмеялся, довольный своей хитростью.
— Они будут счастливы, если сумеют сделать хотя бы кусок воздушной ткани.
— Да, ты прав, — сказал я, хотя совершенно ничего не понял.
— И еще одно... У нас единственные на острова костяные зубья. Они не смогут изготовить такую тонкую ткань, как наша. Они вернутся.
Он похлопал меня по плечу.
— Идем, мне надо подняться на скалу и посмотреть, как движется работа.
— Я немного пройдусь с тобой, — сказал я. — Есть еще ряд вопросов, которые нам надо решить.
Я рассказал о шуме и грязи, созданных скоплением станков в одном месте, вблизи друг от друга.
— Это скверно, — согласился он. — И для материи и для людей. — Мы должны раздвинуть их. Возможно, некоторые придется перенести в другое место. Мы должны любой ценой защитить ткань от грязи. Я сам организую это.
— Я уже сказал Лесте, — сообщил я. — Он не возражает. По крайней мере, не больше, чем обычно.
— Хорошо.
Мы запыхались, поднимаясь по склону в верхнюю деревню. Я сказал:
— Еще одна проблема, Пурпурный. Некоторые начали поговаривать о плате за работу. Они боятся, что у тебя не хватит заклинаний, чтобы рассчитаться с ними за их труд. Честно говоря, даже я недоумеваю, Пурпурный. Каким образом ты намерен выполнить свои обещания.
— Угу, — согласился Пурпурный. — Надо им дать какие-нибудь символы или еще что-то в этом духе.
— Волшебные символы?
Он задумчиво кивнул.
— Да, можно назвать их так.
— И что они будут делать?
— Ну, каждый символ будет обещанием, Лэнт, обещанием будущего заклинания. Каждый может хранить его или обменять, или реализовать попозже, когда у меня будет времени побольше.
Я обдумывал это предложение.
— Так их понадобится очень много, верно?
— Да. Я прикидываю, может попросить Белиса Горшечника...
— Нет, подожди! У меня идея получше!
Мой мозг напряженно работал. Мои подмастерья уже хорошо освоили работу по кости. Они наделали комплектов зубьев больше чем достаточно, чтобы удовлетворить потребности всех существующих станков и даже тех, что будут построены в ближайшие пять дней. Мне не нравилось, что они болтаются без дела, а у меня все еще оставалось сто двадцать восемь ребер от скелета, подобранных по дороге.