Летим в Лас-Вегас!
Шрифт:
– Значит, надо его пожалеть, а не сердиться. Думаешь, ему самому приятно быть таким?
– Зачем же он так себя ведет? Он ведь и всех вокруг себя делает несчастными!
– Только тех, кто ему позволяет.
Я с размаху бью кулаком по подушке. Мама смеется.
– Устала слушать прописные истины? Знаешь, когда проживешь на свете больше полувека, эти скучные истины входят в твою плоть и кровь. Когда-то Айвен был центром моего мира. Мы жили одной жизнью. А теперь… теперь центр мира вернулся на место, он снова во мне самой. У меня другие интересы. У меня свои мечты, и далеко не все из них включают
– Мама, я тобой восхищаюсь! – говорю я и сажусь, чтобы получше ее разглядеть. Всю жизнь мне казалось, что мама просто безропотно подчиняется судьбе – но, оказывается, это совершенно не так. У нее свой, необычный и во многом непонятный мне взгляд на вещи.
– А я тобой! – смеется она. – Не прошло и месяца, как ты заявила, что хочешь начать новую жизнь – и что же? Валяешься на роскошной кровати в шикарном лас-вегасском отеле и готовишься к свадьбе с парнем своей мечты!
При этих словах на лице моем отражается грусть, которую я не умею – и уже не хочу – скрывать.
– Что же не так? – мягко спрашивает мама. – У меня такое впечатление, что тебе все еще чего-то не хватает. Вроде все хорошо, но сердце не на месте.
– Да, именно! – отвечаю я и прижимаю к себе подушку.
– Как будто головоломку складываю: все, что нужно для сказочной жизни, у меня есть, а счастья не получается! – Знаешь, чему тебе предстоит научиться? – улыбается мама.
– Чему?
– Положиться на-судьбу и не суетиться попусту. Пусть все идет, как идет.
Я тяжело вздыхаю. Если бы все было так просто!
– Какая там судьба, если в прошлом у меня сплошные неудачи? – Я вскакиваю и начинаю мерить спальню шагами. – Я и хотела бы довериться судьбе, но это невыносимо – сидеть сложа руки и ждать неизвестно чего! А когда я вспоминаю, что человек сам кузнец своего счастья, и пытаюсь что-то сделать, то все кончается пшиком, и мне твердят, что я перестаралась…
– Как ты переживаешь! – вздыхает мама. – Думается мне, все твои неудачи – из-за этого. Знаешь, как бывает, когда пытаешься вспомнить чье-то имя: думаешь-думаешь, в затылке чешешь, лоб морщишь, по комнате бегаешь, места себе не находишь – нет, вылетело из памяти, и все тут! А успокоишься, займешься чем-нибудь другим – и то, что забыла, само к тебе придет. Вот так же и со счастьем. Жизнь – река, доченька, и все, что от нас требуется, – не мутить воду.
– А когда я пытаюсь плыть против течения… – лепечу я.
– Поднимаются волны. Может быть, даже нешуточная буря. Но со временем все становится на свои места. Не мешай жизни, детка. Пусть все само станет на свои места.
– С одной стороны – твои советы, с другой – психоанализ Скотта! Куда мне податься? – слабо улыбаюсь я.
– Тебе сейчас нелегко, – успокаивает меня мама. – Но я чувствую: ты на пороге перелома, и перелома благотворного. Еще немного –
– Ты правда так думаешь? – шепчу я.
Мама кивает.
– Помнишь, у Честертона? «Стоит потеряться, чтобы, вернуться домой». Помни эти слова, детка, – и все будет хорошо.
Мы лежим, обнявшись, и болтаем обо всем на свете, пока в спальню не врываются Колин и Аманда – усталые, запыхавшиеся и совершенно счастливые.
– У нас для тебя свадебный подарок! – первым делом сообщают они.
Отгоняя угрызения совести, я устремляю взгляд на объемистые пакеты друзей.
– Нет, нет, не здесь! – хохочет Колин. – Ну что, скажем ей?
Разумеется, скажут. Чтобы Аманда – и вдруг сохранила секрет…
– Ночь в номере для новобрачных в отеле «Венеция»!
Я визжу и прыгаю на кровати содрогаясь от собственного хладнокровного притворства.
– Вы ведь сами ничего не подготовили, а мы подумали, что первую ночь вы захотите провести как-то по-особенному! – объясняет Аманда.
– Ты бы видела, какая там кровать!
– Молчи, молчи!
– Ладно, больше не скажу ни слова. Только одно: эту ночь вы надолго запомните! – подмигивает Колин.
Интересно, думаю я, как пройдет наша со Скоттом брачная ночь? Вероятнее всего, закажем в номер пиццу и возьмем в прокате пару-тройку видеокассет.
После обеда мы отправляемся на поиски приключений. Колин твердо намерен не пропустить ни одного казино, а я с удивлением обнаруживаю, что на моей карте Лас-Вегаса полно белых пятен. Такие места, как «Хэррэхс», «Варварский берег» и «Боллиз», мне совершенно незнакомы. Можно прожить здесь много лет и все же не узнать город до конца. В этом суть Лас-Вегаса и главная его прелесть – для меня, по крайней мере. Колин главную прелесть видит в том, что пестро раскрашенные автоматы щедро одаряют его жетонами. Мы отправляемся в бар, чтобы отпраздновать выигрыш, и не без удивления видим, что три бокала шампанского в Вегасе стоят дешевле, чем обед на одного в нашей девонской забегаловке.
Колин в восторге.
– Здесь я хочу навеки поселиться! – твердит он и требует, чтобы мы сфотографировали его на фоне сверкающей горки выигранных четвертаков.
– Что делаешь вечером?
– Сегодня прилетает из Флориды мама Скотта. Мы устраиваем ранний ужин, где-то около семи. Будем очень рады, если и вы к нам присоединитесь.
– Мне кажется, мы там будем лишними, – замечает Колин. – И потом, у нас с Амандой свои планы. Аманда встречается в «Хард-рок кафе» со своим душкой-трубачом, а я наведаюсь в гей-клуб под названием «Цыган», о котором Скотт говорил. По чистой случайности я захватил с собой танцевальные туфли…
– Только смотри, к одиннадцати утра будь в отеле! Иззи выходит замуж в двенадцать, – предупреждаю я.
– Нет проблем!
– А мне вот никогда еще не хотелось замуж, – вздымает Аманда. – Как это, наверно, здорово – влюбиться так, чтобы хотелось прожить с человеком всю жизнь!
ГЛАВА 44
– Как ты думаешь, какой цвет подойдет?
Перед Иззи – подставка-вертушка с двумя десятками образцов лака для ногтей.
– Лучше всего – серебристый или серо-стальной, – советую я.