Летний роман с плохим парнем
Шрифт:
— Ты поедешь. Понимаю, что это внезапное решение, и ты, наверное, злишься, что завтра придется уехать, но это твои проблемы, Джейкоб. Ты уберешься отсюда. — Отец говорил строго, судя по тону, он буквально кипел от гнева. Когда смотрел на меня, его глаза пылали едва сдерживаемой яростью. В этот момент он невероятно злился на меня, но разве бывало по-другому? — И это не обсуждается. Никаких споров, никакого неповиновения, никаких угроз, что сбежишь. И не дай бог тебе покинуть дом без разрешения, я сразу же вызову копов. И они упрячут тебя за решетку. Благодаря последней выходке, тебе это обеспечено.
Я уставился
Но это было слишком давно.
Сейчас не хотелось туда возвращаться. В этом не было смысла. Я стал совсем другим человеком. Не просто старше, но и чертовски мудрее.
Ладно. Может, и не мудрее. Я постоянно косячу, словно не в силах ничего с собой поделать. Та последняя выходка, о которой говорил отец. Мы с моими так называемыми друзьями воровали ночью колпаки с дорогих машин. Пьяные в стельку. Иначе я бы не решился на такое. Как только появились копы, все меня бросили. Абсолютно все. И в итоге меня позорно арестовали, оформив как настоящего преступника: сфотографировали, сняли отпечатки пальцев. От страха я чуть штаны не обмочил.
Но перед копами этого никак не выказал. Просто смотрел на них и держал рот на замке. Когда появился отец, чтобы внести за меня залог, я едва не заплакал от облегчения. Я считал, что самое сложное позади. А потом он усадил меня в машину и орал до самого дома.
Это был первый признак того, что мне придется, наконец, расплачиваться за свои грехи.
Отец отправился со мной в суд и попросил разрешения поговорить с судьей. Я думал, что он выступит в мою защиту. Заверит хмурую женщину средних лет в очках на кончике носа, что на самом деле я очень хороший ребенок. И просто нуждаюсь во втором шансе.
Но нет. Отец швырнул меня так далеко под автобус, что до сих пор остались следы шин на животе. Сказал судье, что я бестолочь, неудачник, сплошное разочарование и что боится за мое будущее. Затем пообещал, что если меня отправят на общественные работы, то он проследит, чтобы я отработал положенные часы, трудясь под строгим надзором в летнем лагере моего дяди.
Судья согласилась.
И вот я здесь, еду в лагерь, где придется возиться с кучей придурковатых детей, от которых не увижу ничего, кроме кучи дерьма в течение следующих двух месяцев. На что мне оставалось надеяться? Возможно, там будет много симпатичных вожатых, которые западают на плохих парней. Я с удовольствием воплощу любую их фантазию, если получится сделать это тихо. Иначе если дядя учует, что занимаюсь чем-то не тем, я покойник. Моментально окажусь в колонии для несовершеннолетних или, что еще хуже, в долбаной тюрьме. Отец проследит за тем, чтобы я заплатил за свои ошибки.
— Хорошо, — пробормотал я, опустив голову, чтобы не встречаться с ним взглядом. Не могу больше видеть в глазах отца злость, разочарование и отчаяние. — Я поеду.
Он с облегчением выдохнул, но легче мне от этого не стало. Мы сидели в гостиной, отец в кресле, а я на диване. Опустив руки, я глубоко вздохнул и оглядел комнату. Маленькая, тесная, без картин на стенах, в ней не чувствовался домашний уют. Типичная холостяцкая берлога, как сказал отец, когда мы сюда переехали. Как будто в четырнадцать лет это должно было мне понравиться.
После смерти мамы отец продал наш дом. «Слишком много воспоминаний», — объяснил он тогда с болезненным выражением лица. И мы сняли эту маленькую дерьмовую двухэтажную квартиру. «Это временное решение», — заверял он. Дом был старым, но его
И это просто ужасно. После маминой смерти у меня полностью съехала крыша. Но то, что отец увез меня из единственного дома, который когда-либо у меня был, стало последней каплей. Чем больше я попадал в неприятности, тем больше внимания получал. И абсолютно не имело значения, в хорошем смысле или плохом, главное, что меня замечали. Признавали мое существование. Показывали, что я что-то значу.
Что-то вроде того.
— Провести лето с дядей Бобом — как раз то, что тебе нужно, — сказал папа.
Выражение его лица смягчилось, гнев медленно отступал, ведь я не возражал и не злился. Почему бы и нет? По крайней мере, в лагере у меня будет хоть какая-то свобода.
Хотя все время придется пахать как проклятому под строгим надзором дяди Боба, но что мне еще оставалось делать?
— Только то, что тебя будут окружать толпы молоденьких девушек, вовсе не означает, что ты должен их клеить. — Поймав взгляд отца, я едва удержался от смеха. Почти получилось. — Они для тебя под запретом. Неприкосновенны. По крайней мере, девушки из лагеря. Ты должен следовать установленным дядей правилам. Вожатые — твои ровесницы, но я бы не советовал связываться и с ними. Тебе нельзя отвлекаться. — Он помолчал. — Напортачишь еще раз, отправишься в колонию. Понял?
Я молча кивнул. Пофиг. Буду встречаться, с кем захочу и когда захочу. Мне чертовски нужно отвлечься, чтобы не сойти с ума от необходимости работать на дядю Боба все лето.
— Тебе просто необходимо уехать отсюда. — Подальше от моих друзей. — Ты познакомишься с новыми людьми. — Которые мне не друзья. — Заработаешь немного денег и начнешь копить их. — Смогу покупать сигареты, травку или все, что захочу, и не просить у тебя денег. — И сможешь кое-чему научиться.
Ну конечно.
Но вместо того, чтобы сказать все это, я просто кивнул, будто соглашаясь с отцом, и встал, наконец, встретившись с ним взглядом. В его глазах больше не пылало отчаяние, и я почувствовал себя так, словно преодолел первое препятствие.
— Тогда я лучше пойду собираться, — сказал я и вышел из комнаты.
Ни разу не оглянувшись.
Глава 2
Энни
Поездка на автобусе оказалась долгой, а дорога достаточно извилистой, чтобы меня укачало, словно я очутилась на лодке посреди океанского шторма. Пытаясь игнорировать неприятные ощущения, надела наушники, закрыла глаза и сосредоточилась на новом плейлисте в своем старом айподе, но это нисколечко не помогло. К тому времени, как мы прибыли в лагерь, меня уже так тошнило, что я изо всех сил сдерживала рвоту.
Впрочем, совершенно уверена, что тошнило меня не только от поездки на автобусе, но и от того, что чертовски нервничала. А вдруг мне будет трудно завести новых друзей? А вдруг я не смогу им открыться? В школе все знали, что я застенчива. Что тихоня. Замкнутая, не высовываюсь и получаю хорошие оценки.
Другими словами, я словно эпицентр вселенской тоски. Именно так сказала школьный психолог, когда я встретилась с ней в конце учебного года.
— Ты очень умная девочка, но для поступления в колледж важны не только оценки, — напомнила она. — Там нужны всесторонне развитые люди. Студент, который одновременно и умен, и общителен — полный комплект.